Метод Тране - [7]

Они долго смотрели друг на друга и в конце концов сошлись во мнении, что нравятся друг другу, это случилось именно тогда и, пожалуй, потому, что парень стоял в прихожей, с сумкой, стоящей между ногами, блоком сигарет под мышкой и со взглядом, ясно говорившим, что он едет на работу. Тране мгновенно отметил, что ему не очень-то хочется ехать на работу, ему было тяжело, слишком далеко до соседнего города. Он боялся этой автомобильной поездки и долгой недели в бараке, запаха прокисшего кофе, мокрой одежды, запаха цемента, мокрого цемента, который, казалось, никогда не высохнет, и этого вечного шума, гремящих грузовиков, запаха дизельного топлива, доносившегося из окна, крошек на кухонном столе, наполовину съеденной пачки маргарина. Ты не выносишь всего этого? сказал Тране.

Я должен, сказал он,

Тране помолчал.

Мне приходится.

Но почему? сказал Тране.

А ты как думаешь?

Ну, я не знаю, сказал Тране. Я, конечно, понимаю, что мужчина должен работать. Но бывают дни, когда я просто-напросто ничего не знаю. Я не выношу этого.

У тебя есть работа?

Пока нет, сказал Тране. Но через неделю я начинаю работать в мастерской за новой станцией Эссо.

У шведа?

Да, сказал Тране. Он построил новую мастерскую на заднем дворе станции, и ему нужен помощник.

Он твой друг?

Да, в определенном смысле. Я его знаю. Он чинил мою машину. Это было несколько лет назад. Он собрал мне новую машину из двух развалюх. Я привез их из Швеции. Думаю, я мог бы этим заняться. Я хорошо паяю. И швед это знает. Тебе не нужна машина?

А на него можно положиться?

Тране задумался.

Ты хорошо его знаешь?

Да, в общем, нет, сказал Тране.

Он был женат?

Да, но она от него сбежала. Я знал их обоих. Это было довольно давно. Несколько лет назад. Она была красавицей и сбежала от него.

Ты знаешь, почему?

Да, сказал Тране.

Почему? сказал он.

Он следил за ней, сказал Тране. Он следил за ней день и ночь. Она все время была одна. Звучит не очень правдоподобно. Но она все время была одна. Он звонил ей, а приезжая домой, не сводил с нее глаз. Это был лучший способ потерять ее. Самый надежный, добавил он. Но он этого не понимал, и она от него устала.

Парень нагнулся за сумкой, открыл бумажник и достал сто крон: Вот, сказал он.

Спасибо, сказал Тране.

А с кем она сбежала?

С мужчиной, сказал Тране. С кем же еще? Красивая женщина всегда найдет мужчину, с которым можно сбежать. Это банально, но, по большому счету, банально почти все.

Вот чертовщина-то.

Возможно.

Очень плохо, что они просто вот так берут и исчезают, сказал он. Живут с тобой годами, а потом исчезают.

Кажется, я уже слышал это раньше.

А это что-то меняет?

Может, кто-то этого заслуживает, сказал Тране.

Ты знаешь симптомы?

Не спрашивай меня, засмеялся Тране. Во всяком случае, о симптомах. Я обрываю отношения задолго до появления симптомов. Я живу один. И собираюсь всегда жить один. Это самое лучшее. Жить с кем-то — это столько шума.

И ты сможешь?

Жить один? сказал Тране.

Да, именно.

Может, это единственное, что я смогу. Может, я только этим и живу. Я пришел к выводу, что так проще всего. И я не единственный, кто так считает. Я прихожу и ухожу, когда мне заблагорассудится, и стараюсь об этом не думать. Сколько пар ты знаешь, проживших вместе больше пятнадцати лет?

Он улыбнулся Тране.

Ты кого-нибудь знаешь?

Да, нескольких.

Сколько? сказал Тране.

Он сплетничает?

Кто?

Швед.

Иногда, сказал Тране.

Обо всем?

Почти обо всем.

А о Моль?

Не больше, чем все остальные. Но вполне естественно, что о ней говорят. Ты должен был быть к этому готов. Она так красива, что о ней говорят. Неужели ты не понимаешь?

А о Моль сплетничают?

Слушай, сказал Тране.

Тране поднял на него глаза.

Она тебе нравится?

Да, сказал Тране.

А что с ней происходит?

Ты меня спрашиваешь?

Да, сказал он.

Слушай, сказал Тране. Тебе лучше знать. Я не могу объяснить,что с ней происходит.

Нет, сказал он. Я думаю, ты можешь.

Чтобы не отвечать на это, Тране поднял голову порывистым движением, указывавшим на то, что он прислушивался, о, ты слышал? Кто-то идет? Телефон зазвонил? Он пользовался этим приемом столько, сколько помнил себя. Мама обычно кричала, нет, никто не звонит, не слышу ни звука, да и кто будет мне звонить? Ты стоишь так, склонив голову, чтобы не отвечать на вопрос. Это один из твоих обычных трюков. Но телефон зазвонил. И Тране подумал: А почему бы ему и не зазвонить? Я же это запланировал. Кроме того, мама всегда звонила дважды, когда ей требовалась консультация Тране по поводу рецептов. Думаешь, грязи помогут? сказала она тоном, означавшим, что уже ничего не поможет. Дорогая моя, сказал он своей маме, которая была на юге, и указал на кресло в своей собственной квартире. Я знаю, что это не всегда помогает. Не всегда, повторил он. Это помогает не ото всего. Это не помогает от скуки. Это не помогает от хандры. И это совершенно не излечивает от возраста. И от лени. Не помогает от того, чем страдаешь ты, подумал он. Тране был таким же мудрым, как врач, который перестал верить в собственные лекарства, и Тране улыбнулся парню, стоящему в дверях, снова указал на кресло, но тот поднял сумку, отрицательно покачал головой и указал на часы. Но он даже не пытался скрыть, что прислушивается, когда Тране говорил о лекарствах и греках. Тране дал несколько хороших советов по поводу греческих бизнесменов, испытывающих проблемы с потенцией. Обычной простуды достаточно для мужчины, которому за пятьдесят. Теперь все уже катится вниз. Наверняка все дело в гормонах. Тране почесал шею: ты, может, и не виновата. Что заставляет тебя так думать? Он просто обыкновенный грек, у которого не получается. Да-да, ты все еще единственный человек, с которым я могу разговаривать. Это правда, сказал он абсолютно серьезно. Парень посмотрел на Тране с выражением лица, свидетельствовавшим о том, что за неделю он произнес не так уж много слов: Это была твоя мама? сказал он. Это на самом деле была твоя мама? И они оба услышали, как скрипнула садовая калитка, и на поляне появилась Моль. Этого я не планировал, чуть было не сказал Тране. Но Моль всего лишь забыла взять купальник с веревки, она помахала им и открыла калитку архитектору, который, несмотря на жару, казалось, дрожал от холода. Они пожали друг другу руки. Архитектор отступил на два шага, разглядывая ее, и положил руки в карманы. И Тране увидел, что она произвела впечатление. Она действительно красива, будет первое, что он скажет, когда они останутся одни. После этого он стал пробираться к дому так, как будто поляна была заминирована. Знаешь, сказал Тране матери, если не принимать во внимание, что телефонные счета стоят целое состояние и что у твоего друга грека проблемы, тебе там неплохо живется, в сирокко. Не забывай этого. Да, я знаю, сказал он перед тем как повесить трубку. Столько всего происходит одновременно. Я как бы не успеваю разделять события. Слишком много всего происходит. Слишком много друзей. Слишком много тебя. Слишком много разговоров о деньгах. Слишком много шумных мужчин. Они тебя хорошо знают. Слишком много попыток убежать от всего этого. Иногда кажется, что все нагромождается одно на другое. Я знаю, что уже говорил это раньше, сказал он, его разозлило, что мама вздохнула. Архитектор поднялся на крыльцо. Он вытирал ноги о коврик так, будто в его итальянских ботинках полыхало пламя, откашлялся, кивнул парню, который стоял в дверях и кашлял. И Тране сказал: Надо бы нам бросить курить. В этом нет никакого смысла, но нам надо бы бросить курить. Нам надо есть меньше, пить меньше и совсем не курить. Пуританам от этого легче не станет, но мы должны попытаться. Архитектор вошел в гостиную, обвел ее взглядом, открыл дверь на веранду, скрутил наружный навес у окна, который Тране не заметил, коснулся рукой обоев, взглянул на потолок, снял очки и уселся на ящик: Та девушка, что я встретил на улице, она действительно красива, сказал он. Не думаю, что я встречал кого-нибудь красивее. Ты с ней знаком? Ты с ней разговаривал? Он сцепил руки за головой и потянулся так, что щелкнули суставы пальцев. Я живу с ней, услышали они голос от двери. Я живу с ней уже три года. Правда? сказал архитектор, посмотрев сперва на Тране. Потом он бросил взгляд на парня, стоявшего в дверях, и снова на Тране: Я тоже прожил с одной женщиной почти три года, ответил он. Но это было давно. У Тране появилось желание подойти к дверям и обнять их обоих, утешить, сказать им что-нибудь хорошее, объяснить, что иначе и быть не могло. Но он знал, поступи он так, ответом ему будет только болезненная тишина, и что никто из них не зайдет к нему, когда ему будет нужна помощь. Чтобы продолжить дело, надо сперва отделаться от парня, подумал он, и для начала он сказал архитектору, что они могут начать с гостиной. Я должен идти, услышали они от двери. Мне надо идти, это прозвучало так, будто он собирался простоять в дверях по меньшей мере неделю. Он снял целлофан с пачки сигарет, скатал его в шарик и стал катать в ладонях. Архитектор поднялся с ящика: Куда ты едешь? сказал он.