Метод инспектора Авраама - [83]

Шараби не ответила. И инспектор, наконец, отступился.

– Так что вы сделали? – спросил он обессиленно.

– Что я могла сделать? – процедила она сквозь зубы.

– Что вы сделали с Офером, когда обнаружили его мертвым, в комнате Данит или в его комнате – как вам будет угодно?

– Что сделала? Обняла его. И всё. Что еще можно было сделать?

* * *

Шрапштейн попросил разрешения «пять минут побыть с матерью», чтобы вытянуть из нее то, что нужно вытянуть.

– Не может быть такого, чтобы ее не было дома. Не верю я в эти сказки, что, мол, она вернулась домой позже его, – сказал Эяль, и все знали, что он прав.

Илана колебалась. Она спросила у Авраама Авраама, что он по этому поводу думает, и тот ответил:

– Как найдешь нужным, Илана. Мне без разницы.

Тогда Лим решила прекратить допрос.

– Дадим им несколько часов или несколько дней, чтобы они смогли это переварить, – сказала она. – Все это время они лгали не только нам, они лгали себе. Через несколько дней им будет не так тяжело говорить. И даже если мы правы и мать при этом присутствовала, я не знаю, что с этим делать. Я не уверена, что мы что-то выиграем, если порекомендуем отдать ее под суд.

Шрапштейн возражал против этого.

– Она виновна не меньше мужа, а скрытничала так покруче, чем он, – заявил он, но Илана стояла на своем.

– В любом случае окончательное решение вынесет прокуратура. – Этими словами она закончила совещание.

В четыре часа прибыла представительница Министерства социального обеспечения. Когда Авраам Авраам начал информировать ее по этому делу, Лим без стука вошла в его кабинет. Как оказалось, эти две женщины знали друг друга: Илана обратилась к социальщице, назвав ее Эти. Эта дама была женщиной лет пятидесяти с седеющими, как и у Лим, волосами.

– Оба родителя останутся под арестом, и надо что-то сделать с детьми, – сказал Авраам. – Старшая дочь, умственно отсталая, видимо, подверглась физическому насилию.

– Со стороны кого? – спросила Эти.

Инспектор с минуту помедлил, прежде чем ответить, и Илана сказала за него:

– Со стороны брата, погибшего подростка. Судя по всему, отец застал его во время нападения, и между ними произошла тяжелая разборка.

Авраам вспомнил, что уже много часов не курил.

Эти спросила, есть ли у детей родные.

– Бабушка с дедушкой, – сообщила Лим.

– Мать с дочерью очень привязаны друг к другу, – вмешался в разговор инспектор. – Не думаю, что мать согласится на то, чтобы кто-то, кроме нее, ухаживал за дочерью.

Утром из окна той самой полицейской машины, в которой нужно было привезти мать Офера на допрос, он видел их вместе на тротуаре, ожидающими подвозки Данит в школу. Хана Шараби ни на минуту не выпускала дочкину руку.

– Мать тоже останется под арестом? – спросила социальная работница.

– Да – по крайней мере, на ночь.

– Она причастна к тому, что случилось с сыном?

– Пока нам неизвестно, насколько. Но она совершенно точно причастна к утаиванию фактов. Они выдали версию, которая ее обеляет, – видимо, в надежде, что она останется с детьми.

Дверь открылась, и Маалюль сообщил, что Данит привезли в участок.

Илана с Эти поспешно вышли из кабинета, а Авраам Авраам, не зная, должен ли он к ним присоединиться, остановился у двери. Молодая женщина – видимо, работница школы, в которой училась Данит, – привела высокую девочку-подростка. Та покорно давала вести себя по приемной, среди застывших копов. Шла она мелкими, осторожными шажками. Илана приказала освободить зал заседаний. Авраам увидел, как она входит в камеру допросов, где сидит Хана Шараби, выходит оттуда вместе с ней и проводит ее в зал, куда отвели ее дочку, а потом, оставшись снаружи, закрывает за матерью дверь. Сквозь закрытую дверь и стены инспектор услышал, как Хана впервые разразилась горькими рыданиями.

Полчаса спустя Эти с молодой женщиной увели Данит из участка. Куда – Авраам не знал.

Только около одиннадцати ночи он смог сесть за заключительный отчет для продления ареста. Инспектор взял свою синюю ручку, и его пальцы, как всегда, сразу вымазались чернилами. В участке не было почти никого, кроме него и Шрапштейна. Илана вечером уехала домой, и Маалюль тоже.

Первые слова возникли у Авраама с легкостью – он описал причины заведения этого уголовного дела. Но вскоре полицейский дошел до пункта, в котором следовало описать допрос, начавшийся нынче утром, – и на этом застрял.

– Думаю, это займет у меня много времени, – сказал он Шрапштейну, зайдя в его кабинет.

– Может, я поеду домой и взгляну на отчет утром? – предложил тот.

Причин для отказа у Авраама не было.

Ночи все еще были приятными, не слишком влажными. Светящиеся окна торгового центра, городской библиотеки и музея вкраплялись во мрак капельками жизни. Авраам Авраам выкурил последнюю сигарету. Дом, стоящий на улице Гистадрут, не был виден отсюда, хотя до него было совсем недалеко. Его заслоняли песчаные дюны, возвышавшиеся между жилыми домами, в окнах которых уже были опущены жалюзи. К утру они поднимутся.

Инспектор вернулся в свой кабинет.

Следовало в сухих предложениях изложить то, как Рафаэль Шараби раньше жены вернулся домой и нашел сына в комнате дочери. Следовало выразить на бумаге то, как отец потерял над собой контроль, оттащил от нее сына, дал ему затрещину и с силой отбросил его к стене, как голова Офера шмякнулась о стену и он, бездыханный, свалился на пол. Следовало написать, что по прошествии какого-то времени отец засунул тело сына в большой чемодан, стащил перед рассветом этот чемодан по темным ступенькам вниз и впихнул в багажник своей машины. Согласно его признанию, жена просила немедленно сообщить об этом в полицию, но он не дал ей этого сделать. Он принудил ее лишь на следующий день обратиться в полицию округа Аялон и заявить об исчезновении сына. Она не хотела так поступать, но побоялась мужа. Отец скрыл то, что сделал с сыном, из страха перед ожидающим его наказанием, а боялся он за то, что станется без него с его семьей. Аврааму надо было описать, как Рафаэль Шараби сбросил чемодан с телом Офера с палубы в открытое море – ночью, более чем через двенадцать часов после того, как корабль, на котором плыл этот груз, вышел из порта Ашдод и находился вдали от какого-либо берега. А когда Рафаэль вернулся в Израиль, жена снова умоляла его рассказать полиции все, что произошло, но он ей не позволил. Позже они обнаружили, что ранец Офера остался в его комнате, и тогда отец запихнул внутрь несколько учебников и выбросил его в мусорный контейнер в Южном Тель-Авиве. Следовало написать, что поиски Офера в море будут продолжены с учетом финансовых затрат, если только чемодан с его останками не будет еще раньше выброшен на берег.