Меткое московское слово - [9]

Относительно имен парикмахеров, портных, содержателей ресторанов, гостиниц, трактиров, сведений о местоположении их заведений в Москве книга Е. Иванова явится незаменимым и в ряде случаев уникальным справочным пособием: Теодор Гюо — на Кузнецком мосту, Иван Андреевич Андреев — на Петровке, Василий Петрович Ляпунцов — на Никитской, Арсений Александрович Орлов — на Тверской, Николай Иванович Миронов — на Страстной, Теофиль — в Камергерском, Базиль (преемник Теофиля) и Поль — на Петровке и Тверской.

У Е. Иванова можно узнать, где располагалась известная портновская фирма Жоржа или старейшая французская фирма Айе — многолетняя законодательница московской моды, где обосновался знаменитый Оттэн, и т. п. Подобные сведения послужат прекрасным дополнением к известным очеркам И. Т. Кокорева, П. И. Богатырева, В. А. Гиляровского, И. А. Белоусова, Н. Д. Телешова.

В книге много колоритных зарисовок жизни московских трактиров, чайных, площадей, рынков, торговых рядов. «Утро, а старая Сухаревская башня уже окружена такой толпой, сквозь которую трудно протиснуться без риска для жизни. Чего только здесь нет и каких только людей не собрала старая традиция потолкаться и побродить по базару в праздничный день. Полный типаж всей Москвы — от хитрованца до „оцилиндренного“ барина. Универсальный выбор товаров — от головки репчатого лука до „хорьковой шинели“ с седым бобровым воротником и лацканами. Все и всё. Длинными ровными рядами тянутся антикварные палатки. Бронзовые люстры и канделябры, портреты неизвестных героев и героинь в различных позах и костюмах, широкоствольная пищаль с кремневым затвором, треснувшая фарфоровая чашка, мраморная грация без ноги, цветная гравюра в раме, тщательно выклеенной из голубой бумаги с золотыми уголками, бусы, сарафаны времен боярыни Морозовой и треногое кресло из выплавка карельской березы. А около них во всю длину ряда сплошная лава любителей и любопытных. Чуйки, еноты, собольи воротники, высокие и низенькие мерлушковые шапки, котелки, даже лохмотья протягивающего руку нищего». Вся эта разношерстная, разноликая масса людей жила своей пестрой и многообразной жизнью, со своими обычаями, привычками, этикетом, со своим профессиональным фольклором. Не всем рассказам, например, книжников или антиквариев можно вполне доверять (например, таким историям, как случай с подделкой Рембрандта), но и в качестве апокрифов эти легенды интересны как яркий показатель тех или иных сторон профессионального мироощущения людей, прикосновенных к книге или этнографической старине.

Было б неверно думать, что книга Е. Иванова — сочинение популярного типа, интересное только широкому читателю, недостаточно знакомому с ушедшим бытом. В ней много нового и нужного найдет и специалист по истории быта и ремесел, краевед, комментатор изданий классиков русской литературы.

6

Но при всем обилии и разнообразии различных сведений из истории быта главным героем книги Е. Иванова является собственно слово. В этом отношении она примыкает к трудам русских лексикографов и диалектологов, их обогащая и дополняя.

В соответствии с лучшими традициями отечественной школы собиратель большое значение придавал документированности записей, стремясь по возможности точно указывать своих информантов: «Записано в 1916 г. от московского продавца певчих птиц И. И. Баранова в несколько приемов»; «Ниже приводимый приговор записан в 1914 г. в Москве от тверского сапожника, семидесятидвухлетнего бодрого старика Сергея Сергеевича Тихонова»; «Записано в 1908 году от московского Семеновского кладбища Ивана Ивановича Попкова». Иногда подобные данные разрастаются в книге до целых списков; эти списки уже сами по себе любопытнейший социально-бытовой материал. Сохранился «Перечень лиц» — информантов исследователя, включающий около четырехсот номеров. Среди них москвичи: сбитенщик П. П. Власенков, цыган-коновал Скворцов, ночной сторож в Петровском парке И. Т. Маслов, старый ломовой извозчик И. Светляков, встреченный в 1908 г., биллиардный маркер И. П. Сыромятников, неизвестный продавец вразнос живой рыбы, встреченный в Охотном ряду в 1912–1915 гг., рыночный торговец вареными рубцами, печенкой и сердцем П. С. Тряхин, повивальная бабка и знахарка Степанида Ивановна, встреченная в 1916 г. в Даниловской слободе, «рыбовод» В. А. Ковальчуков, неизвестный матрос, встреченный в Москве в 1922 г., «борольщик с медведями», «стеклоед», «человек со стальными челюстями» и «грызун монет», легковой извозчик старого Петербурга Г. П. Балкин, встреченный в 1926–1932 гг. в Москве, сотрудница Москвошвея В. П. Добровольская (1931), боец боен, уроженец Бежецка Е. И. Антонов и многие другие. Меж ними были такие универсалы, как Т. П. Крюков, со слов которого записаны его многочисленные профессии: изобретатель и продавец механического звонка к дверям, ящика с кассой, мгновенно прячущего деньги от штрафа, типографский наборщик, «каменщик мостовой», аптекарский помощник, «торговый батрак», рабочий сцены, «плотничный специалист» и др.

Если присловье, песня, острословица, куплет не «привязываются» к конкретному носителю, исполнителю, Е. Иванов также добросовестно это оговаривает: «Слышал их исполнение неоднократно на свадебных вечеринках у парикмахеров и портных в 1905–1909 гг.». В некоторых случаях сообщаются сведения из биографии информантов, излагаются эпизоды из их жизни и т. п. Собиратель-энтузиаст не пренебрегал любыми источниками. «Списано в 1903 г. во Владимире с садовой скамьи», — читаем в книге; в другом месте указано, что курьезная надпись взята с мыльной обертки, хранящейся у собирателя, следующий текст переписан с афиши, находившейся в его же коллекции…