Меткое московское слово - [12]

Шрифт
Интервал

То, что наибольшее количество случаев искусственной книжности обнаруживаем у писателя 1880—1900-х гг. и в устах именно его героев она приобрела свои «классические» черты, конечно, не случайно. Особенно широко она распространилась в самых различных полукультурных слоях в конце XIX — начале XX в., из мелкочиновничьих кругов попав в среду приказчиков, парикмахеров, трактирных половых и других профессий города. Позже сатирическое изображение этой речи находим у таких советских писателей, как и М. Зощенко, К. Тренев, В. Шишков, И. Ильф и Е. Петров.

Понимая всю ценность речевого материала, извлекаемого из сочинений писателей, все же, имея в виду научное изучение живой речи, следует помнить, что в художественном горниле мастера он прошел эстетическую обработку. И всякое речение в литературном произведении в первую очередь преследует не «фотографические», а художественные задачи. Лингвистика давно уже уверенно говорит о принципиальных отличиях «настоящей» и художественной разговорной речи. Отмечая огромное разнообразие слов и выражений представителей разных сословий у Н. С. Лескова, академик А. С. Орлов замечал: «Трудно сказать, однако, какие из речений действительно подслушаны автором и какие сочинены им в стиле, соответственном своему действительно существующему образцу».[32] Конечно, нельзя сказать, чтобы проникновение книжных элементов в «преобразованном» виде в «простонародный» речевой обиход не занимало лингвистов. Так, еще Н. М. Каринский в своих диалектологических работах писал о роли «бывалых людей», «говорунов» в этом процессе.[33] Об этом писали В. И. Чернышев, А. М. Селищев, Е. И. Поливанов, А. М. Иванов, В. В. Виноградов. Но в целом в специальных работах материалы, связанные с этим феноменом, отражающим важнейший процесс — взаимодействие книжного языка и разговорных стилей, крайне скудны. Поэтому записи Е. Иванова, наблюдавшего этот процесс в годы его наибольшей интенсивности и в точке наибольшей же интенсивности — городе, особенно ценны. По выразительности иные его примеры не уступают известнейшим чеховским образцам: «Телятина — невинность в обеде меню». «Упоение и магика с осетриной в галантире»; «Разубеждением в жизни помер от веревки»; «Прошу покупать для экономического потребления и полного удовольствия»; «Натура природы живого существа ваша прическа». Или такой образец парикмахерского стиля: «Ах, какое усовершенство природы и искусства их в натуре декольте. Могу назвать — безмятежная грусть для нас, глазами видящих и не могущих примыкать. Сплошное колебание всех семи чувств натуры…» Один судебный писец-копиист, с которым Е. Иванов был знаком в юности, «где-то, что-то и когда-то читал, но все перепутал» и выражался так: «Бокс, извольте знать, по-нашему оскорбление действием с повреждением анатомической части организма».[34] Или такая запись из речевого обихода уличных книжных торговцев: «Переплет, верно, не ее, да разве в этом роль какая драматическая?»

Люди этого типа любят выражаться высокопарно. Еще герой чеховского «Письма к ученому соседу» норовил подпустить что-нибудь из возвышенного стиля: «Рубль, сей парус девятнадцатого столетия, для меня не имеет никакой цены, наука его затемнила у моих глаз своими дальнейшими крылами». Герои Островского, чеховские, купринские, бунинские персонажи могли при случае блеснуть и стихом. В книге Е. Иванова находим очень выразительные примеры писарской, «галантерейной» поэзии:

Зачем для вас страдания немые,
К чему в устах молчания печать,
Зачем жгут сердце очи голубые
И не в силах я признания начать?!
Ах, возьмите эту розу
И идите в чудный сад.
Я из сердца вырвал занозу
И весьма свободе рад.
Он не красив, но очень симпатичен,
В его устах сквозит любви привет…
В речах всегда был Поль нигилистичен,
Дарил Марьете из цветов букет.

Собранные Е. Ивановым стихи хорошо рисуют ту речевую среду, на которой всходило и расцветало такое интереснейшее явление городской массовой культуры, как «жестокий» романс.

Показательнейшим бытовым и речевым материалом эпохи всегда являются вывески. Особенно это относится к полуграмотной и полукультурной среде русского городского торгового люда прошлого века. Хорошо понимая их социально-речевую характеристичность, их использовал в своих произведениях еще Гоголь, подлинные тексты курьезных вывесок мы обнаруживаем у Е. Гребенки, Я. Буткова, А. Левитова, у И. и Г. Успенских, А. и Д. Дмитриевых, А. Подурова, А. Михневича, А. Плещеева (сына), И. Грэка (И. Билибина), Д. Ястребского, А. Чехова, С. Максимова (по его словам, «московские вывески словно дали вековой зарок ссориться с грамматикой»). В книге Е. Иванова находим десятки необычайно колоритных текстов, собранных в одном месте. Они обогатят уже существующую в русской литературе коллекцию: «Шашлычный мастер из молодого карачаевского барашка с кахетинским вином»; «Парижский парикмахер Пьер Мусатов из Лондона. Стрижка, брижка и завивка»; «Кролики, белки, куры и прочие певчие птицы»; «Оккультист, очки, пенсне, лорнеты»; «Спасатель крыс, мышей, клопов, тараканов — выводит, морит с пользой. Безвредно, доступно страдающим нашествием! Тиф! мор! погибель! Смерть!»


Рекомендуем почитать
Племянница словаря. Писатели о писательстве

Предлагаемая вашему вниманию книга – сборник историй, шуток, анекдотов, авторами и героями которых стали знаменитые писатели и поэты от древних времен до наших дней. Составители не претендуют, что собрали все истории. Это решительно невозможно – их больше, чем бумаги, на которой их можно было бы издать. Не смеем мы утверждать и то, что все, что собрано здесь – правда или произошло именно так, как об этом рассказано. Многие истории и анекдоты «с бородой» читатель наверняка слышал или читал в других вариациях и даже с другими героями.


Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка

Книга посвящена изучению словесности в школе и основана на личном педагогическом опыте автора. В ней представлены наблюдения и размышления о том, как дети читают стихи и прозу, конкретные методические разработки, рассказы о реальных уроках и о том, как можно заниматься с детьми литературой во внеурочное время. Один раздел посвящен тому, как учить школьников создавать собственные тексты. Издание адресовано прежде всего учителям русского языка и литературы и студентам педагогических вузов, но может быть интересно также родителям школьников и всем любителям словесности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Сожжение книг. История уничтожения письменных знаний от античности до наших дней

На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.


Расшифрованный Достоевский. «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы»

Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.


Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века

Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.


Загадки русского Заполярья

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.