Метка Каина - [2]

Саймон окинул взглядом лица людей, собравшихся в этом подвальном помещении. Потом продолжил:

— В общем, я помчался домой и обнаружил, что мать была совершенно права. Тим бесповоротно свихнулся. Полностью и окончательно. Он устраивал разные гадости товарищам по учебе… может, его это как-то стимулировало… но я думаю, что это уже было проявлением шизофрении. Потому что шизофрения ведь именно в таком возрасте чаще всего и начинается — между восемнадцатью и двадцатью пятью годами. То есть тогда, конечно, я этого не знал.

Женщина средних лет пристально смотрела на него, прихлебывая чай из пластиковой чашки.

— Тим был склонен к науке. Он был по-настоящему умен — куда умнее, чем я. Я едва могу выговорить bonjour[1], а он говорил на четырех языках. И он готовился получить ученую степень по физике, в Оксфорде, но вдруг вернулся домой… без предупреждения… и болтал всякую ерунду, декламировал научные формулы на немецком. Он этим занимался ночь напролет, маршируя вверх-вниз по лестнице. Das Helium und das Hydrogen[2] бла-бла-бла… И так всю ночь. Мои родители поняли, конечно, что с братом случилось что-то серьезное, и отвезли его к врачу, а тот выписал Тиму обычные в таких случаях лекарства. Эти поганые маленькие пилюльки. Антипсихотические, нейролептические… И на какое-то время они помогли… Но однажды ночью, когда я приехал домой на Рождество, я услышал какое-то бормотание… Это был его голос. Все началось сначала. Да. Das Helium und das Hydrogen. А я лежал в своей комнате и гадал, что тут можно сделать. Но потом до меня донесся ужасный крик, и я выскочил из спальни и увидел, что мой брат… — Саймон на мгновение закрыл глаза. — Я увидел, что брат — в комнате родителей и они там с матерью одни, потому что отец как раз уехал… и… мой брат нападает на мать, рубит ее мачете. Такой большой нож. Мачете. Я не знаю, как все это началось. Я просто увидел, что он рубит огромным ножом нашу мать, и потому я бросился на него и повалил на пол, а вокруг была кровь… везде, везде… она просто сплошь покрыла все стены. Я его чуть не задушил. Чуть не убил брата. — Саймон перевел дыхание. — Приехали полицейские и увезли Тима… мать отправили в больницу, она осталась жива, ей наложили множество швов… но она осталась без нескольких пальцев, и кое-какие нервы были перебиты. И все равно это было просто невероятным везением. Она могла погибнуть — но осталась в живых. А потом перед нашей семьей встала совершенно ужасная дилемма — должны ли мы выдвигать обвинение? Мы с отцом сказали «да», но мать заявила — «нет». Она любила Тима больше, чем всех остальных. Она думала, что его можно вылечить. И мы с ней согласились… да, это глупо, безумно, но мы согласились. Потом Тим вернулся домой, и какое-то время казалось, что с ним все в порядке, он принимал лекарства… но однажды ночью я опять услышал: «Das Helium und das Hydrogen…»

Саймон почувствовал, как у него на лбу выступает пот. Он поспешно продолжил рассказ:

— Тим снова бормотал в своей комнате. И конечно, это было то самое. Мы позвонили в полицию, и они мгновенно приехали, забрали брата и увезли в сумасшедший дом. Там он и находится до сих пор. Запертый на ключи и засовы, засунутый в коробку… Он с тех самых пор там. И останется там на всю жизнь… — Заканчивая свою историю, Саймон ощутил привычное облегчение. — Вот тогда-то я и начал пить — чтобы забыть обо всем, понимаете? А потом сульфаты, а потом много всего подряд… Но я перестал пьянствовать шесть лет назад, да, и прошел курс лечения антибиотиками, и шесть раз в неделю посещаю собрания. И с тех пор — ничего! А сейчас у меня жена и сын, и я их невероятно люблю. Так что чудеса случаются. Действительно случаются. Конечно, я до сих пор не знаю, почему мой брат сделал то, что он сделал, и что все это значило, но… Я смотрю на это так: может быть, у меня тоже такие гены, а может быть, с моим сыном все будет хорошо. Кто знает? Всему свое время, поживем — увидим. Вот такая у меня история. И большое вам спасибо за то, что выслушали меня. Спасибо.

Жаркую душную комнату наполнило бормотание: «Спасибо, спасибо…» — это откликнулось собрание. Последовавшее за ним молчание было чем-то вроде знака: час подходил к концу. Все встали, обнялись друг с другом и прочли благодарственную молитву. На этом все закончилось, и наркоманы потянулись к выходу, с трудом поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице, ведущей во двор Хэмпстедской церкви.

В кармане Саймона зазвонил мобильный телефон. Остановившись у церковных ворот, он ответил на вызов.

— Куинн! Это я!

На дисплее телефона вспыхнула надпись: «Номер не определен», но Саймон сразу узнал голос. Это был Боб Сандерсон. Его коллега, его источник жизни, его друг: детектив, старший инспектор Скотланд-Ярда.

Саймон ответил ему бодрым «Привет!». Он всегда был рад слышать Боба, потому что этот полицейский регулярно скармливал журналистам интересные истории: сплетни о дерзких грабежах и кражах, слухи о пугающих самоубийствах… В обмен за информацию Саймон всегда заботился о том, чтобы старший инспектор был на виду; о нем всегда упоминалось в обзорных статьях, причем в самых лестных выражениях — «умный полицейский, раскрывающий все преступления, восходящая звезда» и так далее. Это была неплохая сделка.