Метелло - [32]
Но не успел инженер встать из-за стола, как из толпы каменщиков послышался громкий, чуть хрипловатый голос:
— Браво, инженер! С такими ораторскими способностями вам давно пора заседать в парламенте!
Говоривший — это был Куинто Паллези — приблизился к столу.
— Вы часом не обиделись, синьор инженер?
— Нисколько! Я знаю, с кем имею дело! Если б ты не был анархистом, то с твоими способностями давно стал бы моим конкурентом, а не каменщиком. И возможно, что тогда я предложил бы тебе объединить наши фирмы.
Он взял Паллези под руку, каменщики окружили их, и в этой дружеской атмосфере, создавшейся благодаря снисходительности инженера, резкие слова, которыми они обменивались, теряли свою остроту и превращались в шутливую, товарищескую перебранку.
— Мои способности, — сказал Паллези, — вот они, все в руках!
— А в башке их, по-твоему, нет? Есть они у тебя, да только неважное ты нашел им применение; хотя за последнее время ты как будто немножко успокоился.
— Ну, да! Вам для успокоения совести достаточно потолковать с нами, а вот если бы я был таким разбойником! и кровопийцей, как вы, то мне было бы не до сна!
Все вокруг рассмеялись: смеялся Метелло, смеялся Ренцони и даже Мадии, но именно поэтому слова Паллези, внешне как будто и безобидные, по-настоящему доходили до сердца.
— Зря нападаешь, Паллези! Если б не такие люди, как я, вы бы все с голоду перемерли. Ну чего стоите вы все, не считая тебя и, может, еще какой-нибудь белой вороны, что вы умеете делать? Соска вам нужна! Кроме своей работы, ничего вы не умеете, зада с места сдвинуть не можете!
— Скажите уж прямо «задницу», ведь вам не впервой! Небось в рабочее время выражаетесь не так изысканно. В особенности когда подниметесь на леса и вам покажется, что мы недостаточно обливаемся потом или наши руки еще мало потрескались от холода.
— А как вы думали?! Не могу же я допускать, чтобы меня обманывали! Ведь я вам плачу за то, что вы обливаетесь пОтом.
— И вы думаете, что так будет продолжаться вечно?
— Знаю, знаю… Ты охотно поставил бы всех нас к стенке или бросил бы нам под ноги бомбу. Но не забывай, что во главе правительства у нас сейчас генерал. И кроме того, если не ошибаюсь, тебя самого в Париже чуть было не поставили к стенке в свое время.
При этих словах Паллези сказал уже совсем другим тоном:
— Этого нельзя касаться.
Все приумолкли. За разговорами они успели незаметно дойти до мясной лавки и винного погребка, и теперь, у освещенных витрин, лица их были ясно видны.
Метелло смотрел на Паллези, и ему казалось, что этого анархиста, которого все знали и уважали, он видит впервые. Отчасти так оно и было: они работали в разных бригадах и знакомство их было поверхностное.
На вид Паллези было лет около пятидесяти. Это был худощавый человек с резкими чертами лица, с пламенным и в то же время добрым взглядом черных глаз. Его темные волосы серебрились на висках, но, впрочем, возможно, это была не седина, а известь. Чем-то он был похож на Бетто, только на молодого, подтянутого, еще не отравленного алкоголем. Глядя на Паллези, Метелло выжидал: за этим внезапно наступившим молчанием могла последовать драка, могли быть пущены в ход совсем другие аргументы.
Первым заговорил Мадии:
— Это ты, Паллези, затеял спор и оскорбил инженера.
— Замолчи! Что ты понимаешь? — осадил его Паллези. — Дай сказать хозяину!
Инженер тотчас предложил:
— Знаете что, ребята? Ведь сегодня суббота, давайте-ка выпьем!
Вино в погребке продавали только бутылками, но это им как раз и было нужно. Они тут же раздобыли пять или шесть стаканов, которых вполне хватало, чтобы пить вкруговую. Первым инженер предложил выпить Ренцони, как самому старшему.
— Держи чарку! — сказал старику Бадолати, и этих слов оказалось достаточно, чтобы окончательно разрядить атмосферу. Затем инженер поднял стакан, чтобы чокнуться с Паллези. Эти два человека, без сомнения наиболее волевые, умные и сведущие среди всех, кто их сейчас окружал, снова улыбались друг другу с симпатией, но не без иронии, как бы бросая противнику вызов и в то же время отдавая ему дань уважения.
— За твою Коммуну, Паллези!
— За вашего генерала, инженер! Только против кого же он воюет? Ведь известно — что посеешь, то и пожнешь.
И вот настает рассвет, похожий на тысячу других, уже виденных тобой рассветов. Серое небо медленно светлеет и окрашивается — еще не в розовые тона, нет, розовым оно станет позже, — а сначала в блекло-голубые. И когда внезапно из-за холмов появляется солнце, залитое светом небо становится словно выше.
Все, что случится в этот день, навсегда запечатлеется в памяти. Сегодня, еще неведомо для тебя, твой жизненный путь резко изменится.
В понедельник, на рассвете, Метелло, как обычно, направлялся к строительному участку, на котором работал. Проходя по мосту через Муньоне, близ Ромито, он невольно обернулся и замер, пораженный чудесной картиной: взошло солнце, небо словно освободилось от того, что сковывало его, и на землю ринулся щедрый поток света. Через мгновение Метелло уже снова продолжал свой путь, а пройдя несколько шагов, и совсем забыл о том, что только что увидел. Но зимнее солнце выглянуло ненадолго и вскоре скрылось за облака, а затем со стороны холмов Инконтро и Сенарио набежали большие черные тучи. Каменщики не успели даже подняться на леса, как разразилась гроза. Длилась она недолго, всего с полчаса, но солнце больше уже не показывалось, и когда дождь перестал, все небо было сплошь затянуто плотными белесыми облаками. Рабочие спешили укрыться под навесом, где хранились мешки с цементом, оконные рамы, тачки, циновки. Чтобы согреться, развели огонь. Так случилось, что каменщики из разных бригад, занятых на стройке двух зданий, собрались вместе, как в прошлую субботу. И конечно, они невольно возобновили прежний разговор, хотя на этот раз хозяина с ними не было. А впрочем, может быть, именно поэтому.
Эта книга не плод творческого вымысла. Это разговор писателя с его покойным братом. Создавая книгу, автор искал лишь утешения. Его мучает сознание, что он едва начал проникать в духовный мир брата, когда было уже слишком поздно. Эти страницы, следовательно, являются тщетной попыткой искупления.
«Постоянство разума» («La costanza della ragione», 1963) – это история молодого флорентийца, рассказанная от первого лица, формирование которого происходит через различные, нередко тяжелые и болезненные, ситуации и поступки. Это одно из лучших произведений писателя, в том числе и с точки зрения языка и стиля. В книге ощущается скептическое отношение писателя к той эйфории, охватившей Италию в период экономического «чуда» на рубеже 50-60-х гг.
Наиболее интересна из ранних произведений Пратолини его повесть «Виа де'Магадзини». В ней проявились своеобразные художественные черты, присущие всему последующему творчеству писателя.
Роман Пратолини «Повесть о бедных влюбленных», принес его автору широчайшую популярность. Писатель показывает будни жителей одного из рабочих кварталов Флоренции — крошечной виа дель Корно — в трудные и страшные времена разнузданного фашистского террора 1925—1926 годов. В горе и радости, в чувствах и поступках бедных людей, в поте лица зарабатывающих свой хлеб, предстает живой и прекрасный облик народа, богатый и многогранный национальный характер, сочетающий в себе человеческое достоинство, мужество и доброту, верность вековым традициям морали, стойкость и оптимизм.
Многослойный автобиографический роман о трех женщинах, трех городах и одной семье. Рассказчица – писательница, решившая однажды подыскать определение той отторгнутости, которая преследовала ее на протяжении всей жизни и которую она давно приняла как норму. Рассказывая историю Риты, Салли и Катрин, она прослеживает, как секреты, ложь и табу переходят от одного поколения семьи к другому. Погружаясь в жизнь женщин предыдущих поколений в своей семье, Элизабет Осбринк пытается докопаться до корней своей отчужденности от людей, понять, почему и на нее давит тот же странный груз, что мешал жить и ее родным.
В книге представлены 4 главных романа: от ранних произведений «По эту сторону рая» и «Прекрасные и обреченные», своеобразных манифестов молодежи «века джаза», до поздних признанных шедевров – «Великий Гэтсби», «Ночь нежна». «По эту сторону рая». История Эмори Блейна, молодого и амбициозного американца, способного пойти на многое ради достижения своих целей, стала олицетворением «века джаза», его чаяний и разочарований. Как сказал сам Фицджеральд – «автор должен писать для молодежи своего поколения, для критиков следующего и для профессоров всех последующих». «Прекрасные и проклятые».
Читайте в одном томе: «Ловец на хлебном поле», «Девять рассказов», «Фрэнни и Зуи», «Потолок поднимайте, плотники. Симор. Вводный курс». Приоткрыть тайну Сэлинджера, понять истинную причину его исчезновения в зените славы помогут его знаменитые произведения, вошедшие в книгу.
В 1960 году Анне Броделе, известной латышской писательнице, исполнилось пятьдесят лет. Ее творческий путь начался в буржуазной Латвии 30-х годов. Вышедшая в переводе на русский язык повесть «Марта» воспроизводит обстановку тех лет, рассказывает о жизненном пути девушки-работницы, которую поиски справедливости приводят в революционное подполье. У писательницы острое чувство современности. В ее произведениях — будь то стихи, пьесы, рассказы — всегда чувствуется присутствие автора, который активно вмешивается в жизнь, умеет разглядеть в ней главное, ищет и находит правильные ответы на вопросы, выдвинутые действительностью. В романе «Верность» писательница приводит нас в латышскую деревню после XX съезда КПСС, знакомит с мужественными, убежденными, страстными людьми.
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?