Метелица - [17]
— Я вызвал вас, товарищ Танненберг, — начал Юхов, — чтобы сообщить, что главный бухгалтер Федриченко сегодня ночью арестован.
— Тсс. — издал неопределенный звук Танненберг, продолжая старательно смотреть в глаза, и старательно улыбаться, ничем не выдавая своего отношения к событию.
— Чего он на меня так глядит! — стало вдруг не по себе Юхову. — Может я обгадился, — и он полез в карман за платком.
— Так вот, — с трудом находя прерванную нить разговора, продолжал старик. — Я хотел вас просить взять на себя руководство трестовской бухгалтерией. В Москву, конечно, сообщим на утверждение.
— Благодарен за отличие, — весь вздрогнул Яков Яковлевич, даже черная бабочка тревожно затрепыхалась у подножья Монблана. — Но может быть,. Савелий Игнатьевич, за малой моей опытностью, вы все же назначите кого-нибудь другого, достойнейшего?
— Некого! Сами понимаете! Но почему вы… уклоняетесь?…
Яков Яковлевич больше всего боялся уклоняться от чего-либо, будь-то досрочная подписка на заем, членство в Мопре или Осовиахиме или какая-другая, очередная пакость повседневности. Поэтому он, усилием ноли преодолев гадливость, убрал улыбку.
— Я, Савелий Игнатьевич, никогда ни от чего не уклоняюсь, — с ударением произнес он. — Извольте, я приму должность временно, до приискания вами более опытного работника.
Юхов произвел еще несколько назначений, велел секретке составить список с характеристиками и лично повез в обком. Там он узнал, что в трест уже направлен новый парторг, некий Федор Сычев, молодой, из недавних комсомольцев.
Новых арестов среди сотрудников треста Электросила пока больше не было.
Главинж Барановский, вопреки опасению многих, оказался правильным человеком, ко времени. От его ловко сколоченной, плотной фигуры веяло, словно от удачливого игрока или шулера, весенней бодростью. Поникшие было совсем головы инженерной братии несколько приподнялись. У них возникли даже суетные надежды вопреки всему выжить.
Барановский съездил в Москву, понравился кому следует и сумел подхватить весьма выгодное задание. Выгодное не столько тресту, сколько лично ему и его помощникам. Главбух Танненберг, узнав об этих делах, глубоко вздохнул и, при случае, намекнул Юхову на чрезмерную жажду славы и денег у Барановского, и на проистекающие отсюда опасности.
Савелий Игнатьевич в последние дни находился в глубокой депрессии. Когда то он любил хвастануть: — «Я старый большевик ленинец, участник стачки пятого года». И были такие, что почтительно ему внимали. После же недавнего ареста своего младшего брата, высокого партийного функционера, Юхов перестал хвастать своим знатным происхождением, и с ним случился малый, так сказать, пробный удар. Восстав с одра болезни, он мог передвигаться только при помощи палки.
Предостережению главбуха Юхов не придал значения, но оно напомнило ему его мысли, к которым он уже неоднократно возвращался. Хорошо бы, думал он, совершить что-либо такое, что подвело бы под суд, но обыкновенный, уголовный:. Скажем укокошить кого-нибудь, или изнасиловать малолетнюю, или, на худой конец, ограбить, или провороваться. Легче всего было осуществить последнее, и в этом отношении Юхов возлагал большие надежды на Барановского.
Время же бежало как всегда. Приблизились майские праздники. В этом году их поджидали как желанную, столь необходимую всем, передышку. Несколько дней можно будет спать, не прислушиваясь к ночным шумам.
На демонстрацию электросиловцы собрались весьма загодя и в полном составе. Парадом командовал Сычев, новый секретарь ячейки. Он суетился, отдавал последние, перед походом, распоряжения.
Посмотреть на своих приехал и Юхов. Старше проковылял вдоль рядов, выглядел больным и расстроенным. Утром он узнал, что его соседи по квартире приговорены судом к исправительным работам за нелегальное производство абортов. Только пять лет по ерундовской статье! Везет сволочной братии!
— Ну, Федя, веди, — не найдя упущений, разрешил он. — Гляди, чтобы не разбежались по дороге. Я буду на трибуне.
Колонна тронулась. Дальше происходило то, что обычно происходит в таких случаях. Долго шли боковыми улицами, останавливались на перекрестках, пристраивались к другим колоннам, и постепенно вливались в общий поток. Потом вышли на главную городскую магистраль и тут вдруг побежали.
— Скорей, товарищи, топай, топай!! — горячился Сычев, подгоняя немощных.
За два квартала до лобного места, шествию преградила дорогу цепь конных и пеших милиционеров. Колонна постояла в нерешительности на месте, затем свернула в сторону, и так же стремительно, как только что к цели, побежала от цели прочь, по направлению к реке. На заваленном разным мусором пустыре электросиловцы, наконец, остановились. Остановились надолго, казалось навсегда. Главбух Танненберг стоял в стороне, прислонившись спиной к сырой стене. Он был голоден, продрог и чувствовал себя предельно несчастным. К нему, перепрыгивая через ямы и битый кирпич, приблизился Барановский.
— После демонстрации прошу вас, Яков Яковлевич, ко мне закусить, — прокричал он. — Никаких отговорок! Жене можете звякнуть, что на часок задержитесь. Вопрос политический: сближение членов новой шайки. Будут все старшие во главе со стариком.
«… – Вот, Жоржик, – сказал Балтахин. – Мы сейчас беседовали с Леной. Она говорит, что я ревнив, а я утверждаю, что не ревнив. Представьте, ее не переспоришь.– Ай-я-яй, – покачал головой Жоржик. – Как же это так, Елена Ивановна? Неужели вас не переспорить? …».
Однажды у патера Иордана появилась замечательная трубка, похожая на башню замка. С тех пор спокойная жизнь в монастыре закончилась, вся монастырская братия спорила об устройстве удивительной трубки, а настоятель решил обязательно заполучить ее в свою коллекцию…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.