Метафизика пата - [28]
После современности возникает, вопреки ожиданиям А. Гу-лыги, не новая современность. После современности начинается новое язычество, время простых мыслей и твердых верований горожанина, уставшего от города-цивилизации.
Христианство было духовным, слишком духовньш для современного человека. Новое язычество культивирует простоту и непритязательность красоты. Глоток вина дает ново-язычнику столько же удовольствия, сколько и музыка Вагнера, а удачный подбор красок на-стене равен лицу апостола на полотне Эль Греко. Оно спасает нас от чрезмерной духовности, лечит самоочевидности природы. Новое язычество отказывается от сознания, в котором коренится возможность подделывания реальности и самоимитации. Оно не доверяет мысли, ибо то, что было мыслью, было одновременно и палачом мысли.
Новое язычество всеядно. Оно ничего не отбрасывает и во всем находит свое. Новые язычники гиперэклектичны, т. е. у них нет ни определенных принципов, ни методов, ни объединяющих идей, которые они могли бы предъявить как визитную карточку.
Вернее, их мысль движется со всем, что движется и по многим направлениям одновременно, с захватом разнородных идей и принципов. Новые язычники не плюралисты. Они поняли, что мысль не вытекает, что между одной мыслью и другой стоит всегда пропасть и эту пропасть создает факт существования мыслящего. Или, что то же самое, они поняли, что мир по существу эклектичен, а не некая органическая целостность.
Немыслимое встречается с мыслимым в жизни, в которой «Божественная комедия» может встретить дихлофос только в мусорном ведре, т. е. жизнь — это не то, что звучит гордо, а, как сказали бы киники, вселенская «помойка». Единственное, что, может быть, объединяет новых язычников, это стиль жизни. Они рожают детей под водой, увлекаются сыроедением и не пытаются слова сложить в систему.
Новое язычество провозглашает недоверие новому и обессмысливает работу науки и социальных технологий. Оно возвращает нас в тот момент, когда мыслимое вырастало из болота пяти чувств. Например, ты что-то увидел и подумал. Подуманное рождается в брошенном тобой взгляде. Нужно обладать хорошим обонянием, чтобы что-то подумалось. Современный человек потерял зрение, равно как и обоняние. Он думает, а потом уже по логике надуманного видит, осязает и слышит.
Сила власти и вещей не имеют для новоязычников силы. Импульсы дела не пугают их и они его не насилуют. Быт закрыл от них бытие, которым были до современности.
Быть крестьянином отупляюще тяжело.
Новое язычество отказывается от «Я» и возрождает первобытное представление о социальности. Массы — это современный тип социальности, тусовка — новоязыческий.
Мир «тусуется», он не стушевался перед лицом новых язычников. Наступил бесконечный тупик пата.
Для новоязычников не существует проблемы смерти, как не существует ее для растения. Смерть переживалась европейской метафизикой в момент, когда умирала личность. После личности — возникает чувство равнодушия к смерти и умершим. Память теряет почву и, следовательно, прошлое становится беспочвенным, а настоящее — нечеловеческим в том смысле, что теперь уже невозможно не только дело личности, но и дело человека. Где дела человека? Этим вопросом разбиваются остатки былой культуры, ибо ответ на него заранее известен: нет этих дел. Мыслит не человек, люди не умеют мыслить. Мыслит мысль, любит любовь, действует дело, а не человек.
«Лишь последняя ночь тяжела: Слишком грузно течение крови, Слишком помнится дальняя мгла Над кострами свободных становий… Будь спокоен, мой вождь, господин, Ангел, друг моих дум, будь спокоен: Я сумею скончаться один, Как поэт, как мужчина и воин».
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Андреев Д. Роза мира. — М., 1991. — 288 с.
2. Синтез мистических учений Запада и Востока. — б/м, 1990. — 267 с — (АУМ; № 1).
3. Бердяев Н. А. О назначении человека. Опыт парадоксальной этики. — Париж, 1931. — 320 с.
4. Fedotov S. P. The russian religious mind. — N.-Y., 1960. — 431 p.
5. Блаватская E. П. Загадочные племена. — Берлин, б/г. — 289 с.
6. Вышеславцев Б. П. Сердце в христианской и индийской мистике.//Воп- росы философии. — М., 1990. — № 4. — С. 62–88.
7. Гвардини Р. Конец нового времени. //Там же. — С. 127–164.
8. Данте Алигьери. Новая жизнь. Божественная комедия. — М., 1967. — 686 с.
9. Blavatsky H. P. Der Schl?ssel zur Theosophie. — Leipzig, 1922. — 235 S.
10. Флоренский П. А. «Особенное». — M., 1990. — 47 с.
11. Лосев А. Ф. Страсть к диалектике. М., 1990, — 320 с.
Глава VI
МЕТАФИЗИКА НОВОГО ЯЗЫЧЕСТВА
Ум, кж и голос, можно поставить. Ставит его метафизика. А можно и не ставить, а просто прикинуть. Взять в руки кирпич и прикинуть, стоит он что-нибудь или не стоит.
Но вот когда, мы прикидываем себя, мы прикидываемся. Поставленный ум не позволяет что-либо строить из себя. Он взвешивает и судит, а прикидывающий позволяет. Он прикидывается. И вот кто-то уже валяет дурака. И появляется «Аум» или «Калагия». Дурак не дурит. Дурят умные.
Новые язычники прикидываются христианами. А некоторые строят из себя язычников-пантеистов.
Они образованные. Я им не верю. Я знаю, что смерть есть, но ада нет. Что бессмертной души тоже нет и воскресения не будет. Не надо прикидываться. Нужно поставить. Что? Голову.
В книге впервые в научной и философской литературе разрабатывается концепт клипового сознания и показывается его связь с виртуальной реальностью. Клиповое сознание рассматривается автором не как знание, а как аффективное действие. Для него существует не мир, а образ мира, для него мыслить — это значит быстро мыслить. Здесь важна не логика, а реальность. В книге показано, как работает клиповое сознание в философии, в науке, в искусстве, в образовании и политике. Книга предназначена для тех, кто интересуется новейшими тенденциями в развитии современной философии.
Статья посвящена инструментарию средневекового книгописца и его символико-аллегорической интерпретации в контексте священных текстов и памятников материальной культуры. В работе перечисляется основной инструментарий средневекового каллиграфа и миниатюриста, рассматриваются его исторические, технические и символические характеристики, приводятся оригинальные рецепты очинки пера, а также приготовления чернил и красок из средневековых технологических сборников и трактатов. Восточнохристианская традиция предстает как целостное явление, чьи элементы соотносятся друг с другом посредством множества неразрывных связей и всецело обусловлены вероучением.
Питер Беллвуд, известный австралийский археолог, специалист по древней истории Тихоокеанского региона, рассматривает вопросы археологии, истории, материальной культуры народов Юго-Восточной Азии и Океании. Особое внимание в книге уделяется истории заселения и освоения человеком островов Океании. Монография имеет междисциплинарный характер. В своем исследовании автор опирается на новейшие данные археологии, антропологии, этнографии, лингвистики. Peter Bellwood. Man’s conquest of the Pacific.
Король, королевы, фаворитка. Именно в виде такого магического треугольника рассматривает всю элитную историю Франции XV–XVIII веков ученый-историк, выпускник Сорбонны Ги Шоссинан-Ногаре. Перед нами проходят чередой королевы – блистательные, сильные и умные (Луиза Савойская, Анна Бретонская или Анна Австрийская), изощренные в интригах (Екатерина и Мария Медичи или Мария Стюарт), а также слабые и безликие (Шарлотта Савойская, Клод Французская или Мария Лещинская). Каждая из них показана автором ярко и неповторимо.
Эта книга — рассказ о двух городах, Лондоне и Париже, о культурах двух стран на примерах из жизни их столиц. Интригующее повествование Конлина погружает нас в историю городов, отраженных друг в друге словно в причудливом зеркале. Автор анализирует шесть составляющих городской жизни начала XIX века: улицу, квартиру, ресторан, кладбище, мир развлечений и мир преступности.Париж и Лондон всегда были любовниками-соперниками, но максимальный накал страстей пришелся на период 1750–1914 гг., когда каждый из них претендовал на звание столицы мира.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
В книге исследуются дорожные обычаи и обряды, поверья и обереги, связанные с мифологическими представлениями русских и других народов России, особенности перемещений по дорогам России XVIII – начала XX в. Привлекаются малоизвестные этнографические, фольклорные, исторические, литературно-публицистические и мемуарные источники, которые рассмотрены в историко-бытовом и культурно-антропологическом аспектах.Книга адресована специалистам и студентам гуманитарных факультетов высших учебных заведений и всем, кто интересуется историей повседневности и традиционной культурой народов России.