Место под облаком - [30]
— Почему смеху будет, Ксения?
— А это ты скоро узнаешь, почему смеху будет, дядя Вася. Вы уж не обижайтесь, Василий Павлович, ежели что не так. Рыжики понравились?
— Понравились, — сказал Василий.
— А я? Понравилась? Мы же тут деревенские, те-емнень-кие… Мало чего понимаем чего почем. А, дядь Вась? Счастливого пути вам, хорошей погоды да гладкой дороги, вспоминайте нас, а уж мы тоже не забудем. Пишите нам письма без марки, вместо марки поцелуй жаркий. — И пропела девочка голоском тоненьким: — Ах, сад-виноград, белое сияние, больше нечего сказать, ну и до свидания…
Неуютно стало Василию. Сердце бедное сжималось как тогда, армейской осенью.
Ксения стояла в тени крыльца. Различал он ее плохо, скорее угадывал, чем различал. Она мелкими шажками отступала вглубь. Белые полоски оторочки трусиков, заткнутых за пояс юбки, были видны явственно. Выделялись свет, волосы, но лица не было видно, пряди закрывали его.
— Прощай, Ксения, — севшим голосом сказал слабеющий Василий. Кашлянул, хотел повторить бодро, затянулся сигаретой — и почувствовал отрезвляющую острую боль ожога на пальцах.
— Прощай, дядя Вася.
Тихо скрипнула дверь, что-то скрипнуло, стукнуло в сенях. Прищурившись, Василий вглядывался в мрак. Темень, хоть глаз коли. Куда же она делась?
Распахнулась дверь, в прыгающем свете фонарика появился Петров, в больших трусах, смутный в очертаниях, большой и какой-то угрожающий, так показалось.
Повиснув на плече, рядом с ним стояла Ксения.
— Папа, вот он.
— Ну что, Василий Павлович, — сказал Петров. — Ну что? Как вам наше гостеприимство? Ксюшенька порадовала? Мастерица, а, она у меня? Сколько радости доставила она вам, Василий Павлович! Много?
— Много, — машинально ответил Василий. — А что?
— Дядя Вась, чего ты прикидываешься? — сказала Ксения.
— Я? Я не прикидываюсь, — сказал Василий. — Правда, много.
— Ладно, поздно уже, — сказал Петров. — Ужин, ночлег, Ксения, — полторы тысячи. Рублей. Это не дорого, Василий Павлович. Это совсем не много.
— У меня с собой нету.
Василий стал слегка каменеть, некое подобие страха шевельнулось в сердце.
— Ну так сходи в сарай, чего придуриваешься?
Петров сел на корточки. Ксения вытащила из-за пояса юбки трусики, принялась их натягивать.
— Я? — сказал Василий.
— Ты, ты. А кто же? Или мне самому сходить?
— Нет, я сам. Я сейчас. Полторы?
— Угу. Полторы, полторы.
— Порядок, шеф, — по дороге бормотал Василий, глядя на ночное небо, на все эти четкие теперь лебеди, раки и медведицы, ясные и ненужные звезды. — Порядок.
Подойдя к двери сарая, Василий обернулся в жалкой надежде, окинул взглядом графические силуэты домов, громаду ветлы. И почувствовал, что ослаб: и бодрость, и напряжение, и горечь — исчезло все, внутри словно образовалась пустота.
Он присел на корточки у стены сарая, прислонился к теплым бревнам спиной.
— Василий Павлович, — посмеялся тихо. Прислушался. В канавах верещали лягушки. — А? Спеть мне о любви прекрасной… Сад-виноград, белое сияние…
Он тупо, безо всяких чувств смотрел на траву, себе под ноги. Кеды стояли косолапо, носками внутрь. Из одной, рваной, торчал большой палец.
Донеслось ровное похрюкивание, прерываемое паузами и смачными рыками. Птицы молчали. Молчало все, кроме Виктора в сарае.
Долгая полоса зарницы дивно обнажила огромный ночной горизонт, высветила роскошные неведомые дали. Василий решил дождаться, когда полыхнет опять — можно загадать что-нибудь, только успеть придумать. Он с надеждой смотрел в скупое небо июльской ночи. Хотя бы самая маленькая звезда упала на прощание.
Лишо и Леша
Август выдался прохладным и дождливым; казалось, лето ушло навсегда, и тепла не жди.
Больше всех это огорчало моего пятилетнего Алешу. В начале месяца, когда в природе было тепло и тихо, мы несколько раз собирались с ним на рыбалку, благо река в получасе ходьбы от окраины, где живем.
К моему изумлению, мальчик сразу же освоил нехитрую снасть для ловли окуньков и плотвичек; ему везло, клевало хорошо, рыбки попадались часто.
Первая пойманная им самим уклейка, совсем малюсенькая, привела его в неописуемый восторг, пробудив, как я полагаю, наследственную страсть к ужению, и эта пробудившаяся страсть теперь совершенно не давала покоя ни ему, ни мне.
Но холодно было теперь, ветрено. Уже который день моросил совершенно ненужный нам и августу дождик, и всякий вечер я обещал сыну, что тепло настанет послезавтра.
И вот в начале сентября природа расщедрилась.
Однажды утром небо стало по-летнему синим, чистым и высоким, солнце сияло весь день, это была пятница.
И в субботу утром, проснувшись много раньше обычного, Алеша заявил прямо из постели:
— Пойдем! Уже множко можно ловить рыбов! — (Множко — это у него антоним слова немножко.)
…Как он мчался на своем трехколесном, уже маленьком для него, велосипеде по еще сырой, трудной дорожке к реке, счастливо оглядываясь на меня, сияющий, беспорядочно вспоминая маленькие прелестные события недавней удачной рыбалки с удивительными подробностями, даже было завидно, что сам не помню.
На повороте дороги, когда до реки оставалось совсем немного, на опушке молодого соснового леса нам вдруг открылась картина, заставившая Лешу остановиться и надолго забыть о реке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основе первого романа лежит неожиданный вопрос: что же это за мир, где могильщик кончает с собой? Читатель следует за молодым рассказчиком, который хранит страшную тайну португальских колониальных войн в Африке. Молодой человек живет в португальской глубинке, такой же как везде, но теперь он может общаться с остальным миром через интернет. И он отправляется в очень личное, жестокое и комическое путешествие по невероятной с точки зрения статистики и психологии загадке Европы: уровню самоубийств в крупнейшем южном регионе Португалии, Алентежу.
Роман греческого писателя Андреаса Франгяса написан в 1962 году. В нем рассказывается о поколении борцов «Сопротивления» в послевоенный период Греции. Поражение подорвало их надежду на новую справедливую жизнь в близком будущем. В обстановке окружающей их враждебности они мучительно пытаются найти самих себя, внять голосу своей совести и следовать в жизни своим прежним идеалам.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Роман «Площадь» выдающегося южнокорейского писателя посвящен драматическому периоду в корейской истории. Герои романа участвует в событиях, углубляющих разделение родины, осознает трагичность своего положения, выбирает третий путь. Но это не становится выходом из духовного тупика. Первое издание на русском языке.
О чем моя книга? О жизни, о рыбалке, немного о приключениях, о дорогах, которых нет у вас, которые я проехал за рулем сам, о друзьях-товарищах, о пережитых когда-то острых приключениях, когда проходил по лезвию, про то, что есть у многих в жизни – у меня это было иногда очень и очень острым, на грани фола. Книга скорее к приключениям относится, хотя, я думаю, и к прозе; наверное, будет и о чем поразмышлять, кто-то, может, и поспорит; я писал так, как чувствую жизнь сам, кроме меня ее ни прожить, ни осмыслить никто не сможет так, как я.