Месть зэка - [34]

Томилин брезгливо поморщился.

«Именно сейчас надо убедить его, пока решение гуляет у него в голове», — лихорадочно думал Виктор.

— Моя задача вывести женщин, — сказал Виктор решительно. — Вообще-то говоря, одну женщину, но вы одну не выпустите, вам нужны все, что вы им можете пообещать?

— Я еще не знаю, что они требуют. Среди моих офицеров добровольцев не нашлось. Сможешь узнать их требования, я их рассмотрю в течение трех часов.

— Ну что ж, пошли, — сказал Виктор. Опасность предприятия не интересовала его, лишь бы скорее оказаться рядом с Ольгой. «Да, Морик прав, пока они не нажрутся наркоты или спирта, скорее всего не станут насиловать женщин, но обожравшись, они способны на все. Тем более надо быть рядом, может быть, разделить участь жуликов, но Олю вытащить», — торопил себя Виктор.

Они пересекли круглую площадь перед штабом, при этом мощная фигура Медведя прикрывала Виктора. На плацу, там, где ограждающая решетка плавно переходила в ограду больничного садика, залегли солдаты. Бараки словно вымерли. Не было видно ни одного черного бушлата.

Войти в санчасть можно было с двух сторон: центральным ходом со стороны жилзоны или через площадь у штаба. Сейчас оба пути были блокированы. Всем зэкам строго-настрого запрещено выходить из бараков. У каждого входа в барак стоял наряд солдат из взвода охраны. Опер и Виктор подошли к группе солдат, свободно расположившихся перед окнами санчасти. Солдаты знали, что у зэков нет стволов, и вели себя очень спокойно. К тому же четырехугольник санчасти был блокирован по всем правилам и только опасения за судьбу заложников удерживали от штурма.

— Это кто? — подозрительно спросил коротконосый лейтенант, не признав Виктора. — Есть приказ: никаких зэков у санчасти! Слышишь, ты, — повернулся он к Виктору, — давай проваливай, пока ребята тебя не отодрали.

— Ты добровольцев вызывал? — спросил лейтенанта, как ни в чем не бывало, Медведь, и только вынужденная улыбка показывала, что он злится. — Сколько их?

Лейтенант снова посмотрел на Виктора: мол, чего ты здесь еще болтаешься, потом пожал плечами:

— Дураков нет!

— Вот он дурак! — Опер показал на Виктора. — Там у него среди заложников баба, любовь с ней крутит. Она из вольных, так что баба эта получается заложницей и для нас. Единственная для него надежда вытащить свою зазнобу живой, это как можно точнее договориться о всех заложниках, и времени у него до тех лор, пока они не откроют сейф.

Опер сунул в карман руку, на раскрытой ладони, чуть прикрывая линию жизни, сиял маленький металлический ключик.

— Ты вот что, — деловито сказал Медведь, — если увидишь, что договориться с ними трудно или вовсе невозможно, — подошедший лейтенант слушал молча, моргая на Виктора внимательными глазами, — …невозможно, — невозмутимо повторил опер, — ты подумай сам, может, есть смысл дать им ключик. Глядишь, пару голов выкупишь.

Виктор молча принял ключ и глубоко заглянул оперу в глаза.

«Додумались, нет предела подлому расчету. Этим ключом все разыгрывается как по картам. Команда набирается наркотиков под завязку и звереет. Обколовшиеся зэки — на две трети смертники — начнут насиловать женщин. Под их вопли группа захвата ворвется в санчасть и перестреляет и насильников и заложниц. И кто посмеет предъявить что-либо доблестным солдатам, если на трупах женщин следы насилия, — невесело думалось Виктору. — Крепкий орешек закручивают менты, подивился он. — Как за два часа, прошедшие с его предложения Морику, успели они так плотно сориентироваться.

— Ты что сел? — тревожно спросил лейтенант, и по взгляду, брошенному на него опером, Виктор еще раз определился.

«Не нашли они среди своих добровольцев на смерть идти. А округ давит, дает указания, ждет результатов. В этой ситуации для них я самый ценный человек. Пропаду, никто и не спросит. Подумаешь, зэка грохнули, а вдруг чего срастется — вся слава им, так что это не мне, а им дрожать, вдруг передумаю.»

То нестерпимое чувство боли и страха, сродни чувству, испытанному при аресте, но еще более острое, заставило его подняться.

— Ну что, пошел? — оживился было лейтенант.

Виктор, не скрываясь, ожег его злобным презрительным взглядом.

— Торопишься, начальник, — сказал он. — Куда пошел, зачем пошел, к кому пошел? Что там за люди? — обратился Виктор к оперу.

— Штрафная бригада, штабеля на бирже катают, стать инвалидом там проще, чем высморкаться, все время под Богом.

— А эти люди, кто они?

— Бугор Муха. Ему надеяться не на что. Ну и подручные у него братья Виноградовы. Все время замостыренные, из больниц не выходят. Наркоманы. Из авторитетных жуликов с ними оказался Равиль. Это серьезный человек, видимо, отступать ему было неудобно.

«Равиль, Равиль», — вспомнил Виктор, гибкий, тонкий татарин, он работал у Виктора в бригаде буквально недели две, контакт они находили.

— Хорошо, — сказал Виктор, — остальные меня не интересуют. Мне с собой нужно две бутылки водки, пачка чая, конфеты, сигарет хороших и ваши условия, черт побери! Что вы им гарантируете, если они отпустят баб и сдадутся.

— Жизнь, — сказал опер и добавил, запнувшись: — и справедливый суд.

— Они же не совсем идиоты, — устало сказал снова подошедший лейтенант. — Кто поверит в твой справедливый суд. Ну, пусть сформулируют свои требования, а мы согласуем с начальником.