Месть тьмы - [22]

При последнем слове она невольно вздрогнула, опять в памяти проскочила та ночь, перекрёсток у моста и грохот сминаемого металла. Но, собрав волю в кулак, она уверенно посмотрела в глаза майору:

– Так поверьте им так, как верю я. И они вас не подведут.

Сулинов несколько долгих секунд изучал лицо девушки, затем согласно кивнул.

– Что ж, попробуем. Но, – добавил он, придав голосу строгости, – доверяя, проверяй! Кот, глаз не сводить с этих двоих!

– Слушаюсь, товарищ майор! – задорно отозвался боец. Он зашел к своим новоявленным «подшефным» сзади и, положив тяжёлые руки им на плечи, пообещал: – Уж позабочусь как о родных.

И, поднимаясь с ними по трапу внутрь самолёта, Кот почти нежно добавил:

– А ты, Тимохин, назначаешься любимой женой. Всю дорогу буду тебя любить и лелеять, а ты за то будешь меня слушаться и почитать, ну и, конечно, служить и повиноваться, как же без этого.

Ашас опасливо косился на «волкодава». Он бы и рад отстраниться куда подальше, но левая рука Кота, всё ещё державшая его за плечо, не давала такой возможности. Взглянув на Сашу, который, в отличие от «близнеца», оставался невозмутимым, бывший эмиссар осторожно поинтересовался:

– Скажите, Александе́р, наш сопровождающий, он что, из этих?.. – Не закончив вопрос, он сделал покачивающий жест ладонью, означавший «голубой».

– Да не! Вряд ли! – усомнился Тимохин, скептически окинув взглядом могучего Кота. – Вроде натурал. Да к тому же ещё заядлый бабник. Просто шутки у него всегда такие, что хоть стой, хоть ной. Шут, в общем, гороховый.

Боец затрясся в беззвучном смехе, но тут Саша со злорадной ухмылочкой снял его руку со своего плеча и приторно сочувственным, но громким голосом произнёс:

– Кстати, дорогой друг! Это не я, а ты будешь любимой женой у майора. И это тебя он будет всю дорогу «люлить» и «белеять».

– С чего бы это вдруг?! – удивился здоровяк, не успев отсмеяться.

– Не вдруг, а за косяк! – на ходу пояснил внештатник. – Как у вас, военных, говорится – «залёт, воин». Ты вчерашний наш банкетик хорошо помнишь?

Кот кивнул, ещё не понимая, какую подлянку готовит ему Тимохин. А тот, зная, что Сулинов вместе с замом идут за ними следом, продолжил всё так же громко:

– Вот, помнишь. А помнишь, что тебе командир приказал после банкета отнести столик на место? Было такое, было. Но ты про этот приказ то ли забыл, то ли забил, а стол из вещдоков так и остался у меня на квартире. Я сегодня за ним завтракал. Так что жди от мужа поцелуев!

Опешивший боец замедлил шаг, а Саня, взяв под локоть двойника, вырвал его из цепких пальцев несостоявшегося шефа и ускорил шаг. Звук тяжёлого пинка, раздавшийся у них за спиной, дал понять, что майор услышал «донос», и его командирский гнев уже начал изливаться на голову, точнее, зад нерадивого исполнителя.

– Один – ноль, – довольно ухмыльнулся Тимохин, подмигивая Ашасу и подставляя ему ладонь.

Тот радостно «дал пять» и подставил в ответ свою. Саша не стал кичиться, весело хлопнул в ответку, и оба прохиндея поспешили занять места, готовясь к полёту.

– Не мужики, а детский сад! – проворчала Варвара, наблюдавшая всю эту сцену, скептически покачала головой и страдальчески вздохнула. – А ведь это только начало…

Глава 3

Во время Великой Отечественной войны голос Юрия Левитана, звучавший из всех радиоприёмников страны, доносил до граждан последние сводки со всех фронтов нашей Родины. Вселяя в сердца слушателей надежду и уверенность в неминуемой победе, он перечислял славные подвиги, свершаемые как частями, так и отдельными бойцами Красной армии. Вся страна ежедневно, затаив дыхание, ждала этих новостей, а дождавшись, жадно впитывала каждое его слово.

Но иногда сводки Советского информбюро, зачитанные диктором Всесоюзного радио, содержали сообщения и такого порядка: «В течение дня ничего существенного не произошло. На отдельных участках фронта шли бои местного значения». Вот так вот просто и скупо – «бои местного значения», ничего больше…

И, несмотря на всё дикторское искусство Юрия Борисовича, эта фраза не могла поведать людям гражданским, никогда не бывавшим в сражениях, о немыслимой ярости, страхе, боли и отчаянии, сопровождающих каждый такой «бой местного значения». А ведь солдату, не отсиживающемуся в тылу на снабженческой базе, а воюющему на передовой, нет особой разницы, идёт ли он в генеральное наступление или дерётся в мелкой стычке за какой-нибудь посёлок, траншею, даже просто окоп. Смерть охотится за ним повсюду, и бойцу, чтобы не стать её добычей, всегда приходится биться на пределе своих сил.

Прогремел очередной выстрел, сбивая монстра прямо в прыжке, так что тот перекувыркнулся через голову и грохнулся плашмя на землю.

– Десятый! – сквозь зубы прошептал стрелок, ведя отсчёт выпущенным боеприпасам.

Не мешкая ни секунды, заменил опустевший магазин, но на передёргивание затвора не хватило времени. Другая тварь уже подобралась и кинулась сбоку. Шаг назад и в сторону, уход с траектории прыжка, и прикладом вдогонку по башке. Хруст уродливой черепушки, и незадачливый прыгун рухнул неподалёку от подстреленного собрата.

Теперь мужчина, держа карабин на изготовку, имел возможность бегло оглядеться. Что и говорить, денёк сегодня не задался. Многострадальный домик у озера превратился в аналог сталинградского дома Павлова, с самого утра на него идут атаки одна другой хлеще.