— Не могу, — простонала я. — Я под домашним арестом. Возможно, пожизненно. Эта миссис Берман! Она донесла обо всем в школу. Не могу поверить, но она обвинила во всем меня. Дескать, я пригласила Итана, хотя должна была знать, какие у него шуточки и что он задумал.
— Ну и ну, — побормотала Молли. — Плохие новости. Это жутко несправедливо.
— Ты мне еще рассказываешь, — простонала я. — Потом миссис Берман позвонила маме и рассказала ей. Теперь я влипла по-крупному. Мне на весь вечер запретили выходить из комнаты. И… ты прикинь: у папы были билеты на хоккей, которые он не мог вернуть. Так он взял на хоккей Итана. Это так несправедливо!
— Итан конченый урод, — сказала Молли. — Просто не верится, что он твой родственник.
— Проблема не в Итане, — сказала я. — А в Мистере Негоднике. Он живой, Молли. Он воплощение зла — а Итан слишком запуган, чтобы что-то с ним сделать.
— Но, Брит…
— Молли, умоляю, поверь мне, — проговорила я. — Мне никто больше не поверит. При маме и папе мне запрещено даже упоминать болванчика. Но твой папа… он поверит мне. Он собаку съел на таких вещах, верно?
— Ну-у… — протянула Молли, — папа вообще-то проводил исследования по чревовещательским болванчикам. Я знаю, что он собрал много статей из газет и журналов. Приходи ко мне, Брит. Улизни из дома и приходи. Можно поискать его заметки.
Я была в полном отчаянии. Так что я действительно улизнула с черного хода и бежала всю дорогу до дома Молли.
Она встретила меня в бледно-голубой футболке и красно-белых боксерских шортах. Она только что вымыла волосы, так что на голове у нее красовался белый тюрбан из банного полотенца.
Мы постарались зажечь на чердаке побольше света. Но помещение по-прежнему вызывало у меня мурашки — со всеми этими безобразными чучелами и странными куклами, глазеющими на нас из стеклянных витрин.
Я остановила взгляд на пустой подставке, где хранилась раньше Похитительница Разума. По моей спине пробежала дрожь, когда я представила себе кладбище в дождь.
Молли потянула меня в библиотеку своего отца, расположенную в дальнем конце чердака. Вдоль одной стены выстроились высокие серые шкафчики для документов. Мы стали рыться в ящиках, набитых газетными вырезками, журналами, фотографиями и записями всех странных исследований, которым посвятил себя мистер Моллой.
После примерно двадцати минут поисков я вытащила тяжеленную папку с пометкой «ЧРЕВОВЕЩАНИЕ».
— Молли, посмотри! — сказала я. Отнеся папку на стол, я раскрыла ее, и мы с Молли принялись листать бумаги.
Молли наморщила лоб.
— А что именно мы ищем?
Я вздохнула:
— Все, способное доказать маме и папе, что Мистера Негодника надо уничтожить. Я… я…
Слова так и застряли у меня в горле. Я уставилась на помятую и выцветшую черно-белую фотографию перед собой.
— Глазам не верю! — выдохнула я. — Это болванчик Итана. Смотри!
Молли приблизила лицо к фотографии и стала рассматривать.
— Та самая выщерблина на нижней губе, — пробормотала она. — Та самая жестокая улыбка.
— Та самая гадкая ухмылочка, — подтвердила я. Дрожащей рукой я взяла фотографию и перевернула ее. Обратная сторона была покрыта мелким почерком. Я сощурилась, стараясь его разобрать.
— Здесь говорится, что на самом деле болванчика зовут Слэппи, — сказала я. — И… и я была права! Он воплощение зла! — С колотящимся сердцем разбирала я слова. — Тут говорится, что Слэппи был создан каким-то волшебником не то в конце девятнадцатого, не то в начале двадцатого века, — продолжала я. — Злым колдуном. Древесина, которую он использовал, была проклятой. Он смастерил болванчика из украденного гроба.
Молли моргнула.
— Ничего себе. Был бы папа здесь…
— Тут говорится, что болванчик обращает своих владельцев в рабство, — продолжала я. — Он безумно жаждет власти. Он рвется поработить каждого встречного. И… и… — Мой взгляд скользнул в конец. Ахнув, я схватила Молли за руку. — Только послушай, Молли! Там в конце прилагается несколько странных слов. Вот: «Произнеси эти шесть древних слов, чтобы разбудить его. И чтобы снова погрузить его в сон».
— Да ты шутишь! — Молли выхватила у меня фото и уставилась на него. — Так это же великолепно, Бритни. Чего же мы ждем?
Она вернула фотографию мне. После чего сдернула с головы полотенце и принялась вытирать свои медно-рыжие волосы.
— Ну же, Брит, скорее. Давай сделаем это. Давай прокричим эти слова перед Слэппи и погрузим его в сон навечно. Говоришь, Итан ушел на хоккей?
Когда мы сбегали вниз по чердачной лестнице, я подняла фотографию и еще раз прочла слова про себя.
Неужели мои тревоги позади?
Смогут ли слова погрузить Слэппи в сон?
