Вы, вероятно, зададитесь вопросом, почему мы с моей лучшей подругой Молли Моллой оказались на старом кладбище среди ночи.
Я поежилась при мысли о том, что мы делаем. Ветер завывал среди деревьев, и бледные зигзаги молний расчерчивали небо.
— Скорее, Молли, — прошептала я, обхватив себя руками, когда луна скрылась за тучами. — Гроза идет.
— Я и так спешу, Бритни, — сказала Молли. — Но земля… она ужасно твердая.
Мы рыли могилу. По очереди. Одна копала, а другая тем временем стояла на стреме.
Я почувствовала на лбу холодные капли дождя. Я не сводила глаз с низенькой ограды. Ни малейшего движения. Единственными звуками был скрежет лопаты, вгрызающейся в землю, да раскаты грома, глубокие, но отдаленные.
Напротив меня заскрипело старое надгробие, словно ветер накренил его.
Я втянула в себя воздух. Внезапно мне представилось, как могильный камень опрокидывается. И что-то выползает из могилы.
Ладно, ладно. У меня буйное воображение. Все знают за мной такое.
Мама так вообще говорит, что я стану либо писательницей, либо сумасшедшей.
Она думает, что это очень смешно.
Иногда обладать богатым воображением очень даже неплохо. А иногда это лишь усугубляет страхи.
Как сегодня.
Молли перестала копать, чтобы убрать волосы с глаз. Капли дождя барабанили по ковру из опавшей листвы на земле.
— Бритни, посмотри, достаточно глубоко? — спросила она хриплым шепотом.
Я взглянула на стеклянный гробик на земле.
— Копай дальше. Нужно зарыть ее как можно глубже, — сказала я.
И снова повернулась в сторону улицы. Было поздно, и квартал был погружен в темноту и тишину. Но вдруг кто-нибудь будет проезжать мимо и заметит нас?
Как мы сможем объяснить, что роем могилу?
Как мы сможем объяснить, зачем мы здесь?
Молли со стоном вогнала в землю лезвие лопаты.
Захрустели сухие листья. Затаив дыхание, я прислушалась. Шаги. Кто-то быстро подбирался к нам по опавшей листве.
— Молли… — прошептала я.
И тут я увидела их: они семенили, выстроившись цепочкой. Еноты. Стая енотов с горящими глазами. Из-за кругов черной шерсти на их мордочках создавалось впечатление, будто они вырядились на маскарад.
Они замерли на месте при виде нас. А потом поднялись на задние лапы.
Интересно, еноты на людей нападают?
Эти выглядели уж больно голодными. Я представила, как они наваливаются на нас с Молли всем скопом. Карабкаются по нам, кусают, терзают когтями…
Яркая вспышка молнии выхватила их из темноты. Все они смотрели на маленький стеклянный гробик. Уж не вздумалось ли им, что там, внутри, находится что-то съестное?
Удар грома — на этот раз ближе — напугал их. Вожак повернулся и бросился наутек. Остальные последовали за ним.
Я поежилась и вытерла со лба дождевую воду.
Молли протянула мне лопату.
— Твоя очередь, — сказала она. — Там всего ничего осталось.
Деревянный черенок оцарапал мне ладонь. Я счистила ногой грязь с лезвия и подошла к неглубокой яме.
— Никто никогда не найдет ее здесь, — сказала я. — Как только мы зароем эту зловещую штуку, она уже не будет нам угрожать.
Молли ничего не ответила.
Внезапно я почуяла что-то неладное.
Обернувшись, я увидела, что Молли, разинув рот, во все глаза смотрит, смотрит на высокое надгробье рядом с нами. Она показала пальцем:
— Брит…
И тогда я услышала, как могильный камень заскрипел. И увидела бледную руку, медленно вытягивающуюся из могилы.
Не было времени даже пошевелиться. Не было времени закричать.
Я застыла, как вкопанная — и смотрела, как рука сомкнула свои холодные костлявые пальцы на моей лодыжке.
И только тогда я закричала.
Двумя неделями раньше меня занимали совсем другие мысли. Я не думала о старом кладбище в конце улицы. У меня были иные проблемы.
Точнее, одна проблема, зато большая. И имя ей было Итан.
Итан — мой двоюродный брат, а ненавидеть двоюродного брата нехорошо. Так что давайте просто скажем: он не самый мой любимый человек на Земле.
Я люблю составлять списки. И если бы я составляла список из пяти тысяч самых моих любимых людей в мире, мой двоюродный братец в него не вошел бы.
Понимаете, о чем я?
Был вечер пятницы, почти время ужина. А я примостилась на краешке кровати в моей новой спальне.
Почему у меня новая спальня?
Потому что мама с папой выкинули меня из моей замечательной комнаты в мансарде, дабы освободить комнату отгадайте для кого? Для Итана, разумеется. Теперь мне приходилось спать в маминой каморке для шитья. И швейная машина так и стояла до сих пор у стены. Так что догадайтесь сами, много места было в моем распоряжении? Ясное дело, не слишком.
Я разговаривала по сотовому с Молли. Молли, наверное, единственный человек, который знает, какая зараза этот Итан. Потому что она имела удовольствие познакомиться с ним. И получила на память две ссадины на коленках.
Кто вообще сказал Итану, что лягать людей — это весело?
