Месть от кутюр - [53]

Когда Эдвард убедился, что от их славного жилища остались лишь угли, Максуини покинули свалку. Они шли за Грэхемом, и первые лучи утреннего солнца светили им в спину. Никто не оглядывался. Сутулясь, они медленно брели прочь, чтобы начать новую жизнь в другом месте. Отзвуки их горестного плача навсегда отпечатались в памяти Миртл Даннедж.

К вечеру сильно похолодало, но Тилли не могла заставить себя вернуться в дом, заваленный рулонами и обрезками тканей, нитками и иголками, выкройками, снятыми с чванливой старухи Элсбет, Гертруды, рыхлой и толстой, словно бурдюк, тщедушной Моны, воняющей по́том сплетницы Лоис, прокопченной на солнце шпионки Рут, язвы Бьюлы. Булавки устилали пол, точно осыпавшаяся сосновая хвоя в темном подлеске. Тилли закурила очередную сигарету и допила остатки арбузного самогона. Ее лицо отекло, глаза покраснели и опухли от слез, волосы, разметавшиеся по плечам, топорщились, будто побеги алоэ, ноги и руки посинели от холода. Бледная как смерть, наглотавшаяся дыма со свалки, Тилли смотрела вниз. Город уснул, всевидящий глаз закрылся.

Она вспомнила набыченный взгляд Стюарта Петтимена, короткий треск, стон, а затем глухой звук, с каким корова падает на подстилку. Когда Миртл открыла глаза, Стюарт почему-то лежал в горячей сухой траве с неестественно вывернутой шеей. Чем-то запахло. На красных толстых губах Стюарта показалась кровь, из-под штанины коротких шортов потек жидкий кал. Сержант Фаррат сказал ей: «Он мертв. Сломал шею. Теперь его душа на небесах».

Тилли перевела взгляд на темные контуры элеватора, который высился у железной дороги, словно гигантский гроб.

20

Жители Дангатара собирались группами, качали головами, поджимали губы, вздыхали и приглушенно беседовали – нет, скорее не беседовали, а по-змеиному шипели. Сержант Фаррат заглядывал в лица, прислушивался к разговорам. Эти люди так и не услышали его слов, не извлекли урока, в их жилах по-прежнему бурлила ненависть.

«Она заставила его прыгнуть».

«Она его убила».

«Она проклята».

«Вся в мамашу».

Как-то ранним утром Тилли украдкой прошмыгнула в универсам Праттов за мукой и спичками. Перл и Нэнси остановились и проводили ее враждебным взглядом. Фейт грубо толкнула Тилли возле полок с бакалеей, кто-то сзади дернул за волосы. Мюриэль выхватила из ее рук муку и спички и швырнула их за порог. Ночью горожане закидывали крышу хижины на холме камнями, поднимались наверх на машинах и, проезжая под окнами, возбужденно выкрикивали: «Ведьмы!

Убийцы!»

Мать и дочь, отверженные обществом, погруженные в отчаяние, почти не выходили из дома. Продукты им покупал сержант Фаррат. Молли прятала тосты с джемом и вареные яйца под одеялом, а овощи совала под плед в кресле-каталке. В теплую погоду вокруг нее роем вились мухи. Молли хранила молчание и каждый день вставала с постели, только чтобы усесться перед очагом, неотрывно смотреть на огонь и слушать ровный стук своего израненного сердца. Тилли не отходила от матери ни на шаг, оставляя ее лишь по вечерам, когда нужно было набрать на берегу сухих веток. Днем Молли и Тилли сидели у огня, а ночью кутались в одеяла, вслушиваясь в темноту. С каждым днем на лице Тилли все заметнее проступала горечь, напитавшая душу. Молли почти все время дремала. Горожане выбрасывали мусор на тлеющую свалку; отвратительный смрад поднимался вверх и заполнял дом на холме.

21

Лесли шагал по пустынной главной улице между Моной и ее двоюродной теткой, Уной Плезанс, которая тряслась от холода.

– Мне-то, конечно, к европейским зимам не привыкать. Я много лет прожил в Милане, – сказал Лесли, – работал с липицанерами[35].

Мона взяла мужа под руку.

– Он обучал лошадей выездке, верно, Лесли?

– И после этого оказались в Дангатаре? – Уна окинула пренебрежительным взглядом немногочисленные облезлые магазинчики.

– Пришлось вернуться в Австралию после смерти моей милой матушки – надо было уладить дела. Я как раз собирался назад в Европу, когда меня зацапали Бомонты.

– Зацапали, зацапали, – кивнула Мона.

– Дангатар едва ли можно назвать…

– Я попался, как и вы, дражайшая Уна, – с сахарной улыбочкой пропел Лесли. – И вот мы все здесь. Смотрите, это наш привокзальный отель, гостиница за несколько миль от железной дороги! – Он счастливо расхохотался, толкнув Уну локтем в бок.

– Там жарят хорошие бифштексы с картошкой, – заметила Мона.

– Для тех, кто любит мясо с картошкой, – уточнил Лесли.

Уна показала на холм:

– А там что?

Все трое остановились, глядя на кудрявый дымовой столб, заслоняющий стены, увитые вистерией, и тающий в вышине над равниной. Более тонкие струйки дыма, словно пальцы, растопыренные вокруг трубы, тоже тянулись в небо.

– Там живут Миртл и Чокнутая Молли, – угрюмо произнесла Мона.

– А-а. – Уна многозначительно закивала.

– Это универсальный магазин Праттов, – нарушил затянувшуюся паузу Лесли. – Единственный поставщик в округе – золотая жила. Держит монополию на все: хлеб, мясо, галантерею, скобяные товары, даже на корм и лекарства для скота… А вот и первый богач нашего города!

Навстречу им шел советник Петтимен.

– Кого я вижу: Бомонты и наша особая гостья! С добрым утром! – просиял Эван. Схватив руку Уны, он поцеловал ее длинные белые пальцы.