Месть - [29]

Я отпил немного кофе и откусил кусочек круассана. Круассан был отличный. Я пожалел, что не взял еще яйцо.

― Они ссорились друг с другом? ― спросил я. ― Могла она бежать из дома из-за этого?

― Почему вы не спросите об этом Карла?

― Иногда супруги не хотят видеть то, что есть на самом деле.

― Это верно, ― согласилась она.

Трое за соседним столиком снова рассмеялись. Кэролайн Уилкерсон взглянула на них как будто с завистью и снова повернулась ко мне.

― Себастьяны ссорились друг с другом? ― повторил я свой вопрос.

― Не думаю, ― проговорила она, ― но наверняка сказать не могу. Карл не упоминал ни о какой ссоре, я не помню, чтобы когда-то видела их ругающимися, и Мелани ничего подобного мне не рассказывала. Я очень волнуюсь за нее, мистер Фонеска.

― Вы можете хоть что-нибудь предположить?

Она долго молчала. Потом закусила нижнюю губу и вздохнула.

― Джеффри Грин, ― сказала она тихо, посмотрев мне в глаза. ― Он ее доктор и... Думаю, это все, что я вправе сказать.

― Карл Себастьян считает, что у его жены мог быть роман с Джеффри Грином и что она могла уйти к нему.

Она пожала плечами.

― Я слышала разговоры, что Джеффри Грин...

― ...гомосексуалист, ― подсказал я.

― Бисексуал, ― поправила она.

― Вам не приходит в голову, с кем еще она могла бы уехать или куда?

― Кажется, нет, но мне нужно подумать еще.

Я прикончил кофе и круассан, медленно встал и протянул ей свою карточку.

― Если миссис Себастьян с вами свяжется, ― сказал я, ― передайте ей, пожалуйста, что ее муж хочет только поговорить с ней. Если она не желает общаться с ним, может быть, она не откажется побеседовать со мной. Она может позвонить мне по этому номеру. Я не буду пытаться ни в чем ее убеждать.

― Я надеюсь, что вы найдете ее, ― сказала Кэролайн Уилкерсон. ― У Мелани недавно были серьезные проблемы, она впала в депрессию. Умер кто-то из ее родных, ее единственный близкий родственник. Конечно, трудно представить себе, чтобы из-за этого... Но кто знает? Честно говоря, я ума не приложу, что могло произойти. В этом она была не одинока.

― Вам ведь позволено будет сообщить мне, если вы узнаете, где Мелани и почему она...

Наверное, я отрицательно покачал головой, потому что она замолчала.

― Извините меня, ― сказала она с грустной улыбкой, показывая красивые белые зубы. ― Если бы вы работали на меня, я бы требовала того же.

Подойдя к дверям кафе, я обернулся. Кэролайн Уилкерсон снова опустила очки на нос и раскрыла тетрадь.

Вернувшись на стоянку «ДК», я поставил машину и подошел к окошку за гамбургером, жареной картошкой и моим любимым вишнево-шоколадным коктейлем. Утро только начиналось, очереди не было. За окошком стояла, улыбаясь, миниатюрная Дон в белоснежном переднике.

― Дэйва еще нет? ― спросил я, сделав заказ.

― Он на катере, ― сообщила она. ― Сказал, что сегодня ему нужно быть на воде. А я зарабатываю сверхурочные.

Дон было, наверное, лет тридцать с небольшим. Она растила двоих малышей, но выглядела совершенно как подросток. Несмотря на грустные глаза, ее лицо, всегда без косметики, было очень симпатичным. Дэйв говорил, что ей пришлось очень много пережить. Он поселил ее с мальчишками в принадлежащем ему домике за Оринджем, к северу от центра города, не беря платы. На деньги, что она зарабатывала в «ДК», и еще на сотню за уборку домов и квартир, она кое-как перебивалась.

― Ты никогда не слышала о парне по имени Дуайт Хэндфорд или Дуайт Прескотт? ― спросил я, перекрикивая коктейль-автомат.

― Я знаю пару Дуайтов, но с другими фамилиями, ― ответила она.

― Этот называет себя по-разному.

― Как он выглядит?

Я описал.

Она подошла ко второму окошку, держа в одной руке гамбургер и картошку, в другой коктейль, и сказала:

― Это мне кого-то напоминает. Надо подумать.

Я кивнул, сел за один из красных столиков под зонтиком с рекламой кока-колы и попытался задуматься, поедая свой завтрак и разглядывая машины и грузовики, мчавшиеся по Триста первой. Очевидно, одним ударом Хэндфорд сделал очень много, потому что на первый глоток холодного коктейля желудок отозвался болью. Я решил, что нужно быть аккуратнее, но все же допил свой стакан.

На другой стороне улицы мужчина с мальчиком лет двенадцати, который в это время должен был бы находиться в школе, вошли в центр китайской медицины, расположенный под танцстудией. По утрам, когда машин на Триста первой было еще мало, я иногда слышал доносившуюся из студии музыку. Я очень любил «Ла ультима ноче» в исполнении Эйди Горма и «Я оставил сердце в Сан-Франциско» в исполнении Тони Беннетта ― мелодии, которые они крутили постоянно. Сейчас в окне виднелись танцующие пары. Инструктор, стройный парень с аккуратной подстриженной бородкой, показывал какие-то латиноамериканские па. Одну руку он держал в воздухе, другую на животе. Пожилая пара внимательно следила за его движениями. Музыки не было слышно.

В торце того же здания помещался магазин автопринадлежностей, слева от него ― если смотреть с моей стороны ― находился оптовый продуктовый магазин и еще левее ― бар «Хрустящий доллар». За баром была танцплощадка, которую я мог рассматривать из своего окна. В бар я ни разу не заходил. Дэйв говорил, что раньше, до того, как уехали «Уайт Сокс», он назывался «Землянка».