Месть Гора - [46]

Когда он закончил, все собравшиеся за столом какое-то время молчали, обдумывая услышанное. Первым заговорил царь:

— Слова эти, бесспорно, принадлежат мудрецу. Мне кажется, только так и нужно относиться к жизни. Не стоит мешать ее течению страхом перед богами и перед миром усопших, которому мы обещаны с рождения. Но у нас не осталось времени, чтобы обсудить услышанное, потому что нам пора идти туда, где состоится последний праздничный ритуал, чествующий весну и возрождение всего живого.

Услышав приглашение, все встали и последовали за царственной четой к тому месту, где должна была состояться иерогамия.

Когда они стали спускаться по обсаженной деревьями дороге, Астерион решил подробнее рассказать Хети о предстоящем действе.

— Ты увидишь самый важный ритуал этого праздника, в котором примут участие фиады и куреты, — танец зарождения жизни. Куреты будут нагими, фиады наденут платья с бело-голубыми юбками, символизирующими ритмичное движение волн первичного моря, над которым танцевала богиня. Амимона сыграет в этом представлении роль сотворившей мир богини Эвриномы, и она тоже будет обнаженной. Надеюсь, вид обнаженных тел не будет тебе неприятен. Мне рассказывали, что жители Ханаана и народ, который вы, египтяне, называете ааму, стыдятся своей наготы и не желают смотреть на чужую, считая это грехом.

— У жителей Черной Земли нет таких глупых предрассудков, — заверил Хети царя, и добавил: — А вавилоняне всегда изображают свою богиню Иштар обнаженной и с короной из бычьих рогов на голове.

— Не правда ли, любопытно, что все народы наряжают богов по своему обычаю, — заметил царь. — Хотя логичнее было бы предположить, что боги, которые имеют такое же тело, как и у нас, людей, раз создали нас по своему облику и подобию, не знают одежды, потому что нагие мы ближе всего к природе. Мы возносим богам молитвы, мы воскуриваем благовония, приносим им в жертву цветы и животных… Некоторые из нас слышат божественные голоса и даже говорят от имени богов. Иногда боги спускаются на землю и приходят к смертным… Ведь это значит, что у них есть уши, чтобы слышать наши молитвы, жалобы, музыку и песни; у них есть губы и язык, чтобы говорить с нами; есть глаза, чтобы нас видеть, и нос, чтобы вдыхать ароматы и жертвенный дым; есть ноги, чтобы идти к нам навстречу, и есть все то, что находится у нас в теле, чтобы поглощать фрукты и мясо, которые мы им преподносим.

— Да, это правда, — признал Хети. — И вы, кефтиу, и мы, египтяне, наделяем богов нашей внешностью и обряжаем в нашу одежду. В отличие от вас мы разве что не разделяем человека и животных, считаем животных своими братьями, и верим, что произошли из одного и того же. Но ты прав, всем людям стоило бы изображать своих богов обнаженными. Хотя ааму, например, совсем не умеют делать скульптуры или рисовать, поэтому у них нет изображений их божеств. Главы их племен часто зовут мастеров-чужестранцев и заказывают им статуэтки или просят запечатлеть божественный образ на пластинах из обожженной глины или слоновой кости.

За разговором они и не заметили, как оказались в священном месте. Это была прямоугольная площадка, огражденная с востока и юга высокими каменными стенами, с внутренней стороны которых были устроены ступени, образующие подобие амфитеатра. На ступенях стояли многочисленные зрители, женщины и мужчины, с нетерпением ожидавшие начала церемонии. Нижние ряды были пустыми, их охраняли вооруженные копьями стражи. Но они не представляли никакой опасности для собравшихся, в этом мирном обществе стражников держали, следуя обычаю. Даже одеты они были в простые набедренные повязки, на них не было доспехов, как полагалось воинам. Эти места были, без сомнения, предназначены для вновь прибывших. Все зрители стояли, и только царица опустилась на установленный на нижней ступени трон.

Хети стоял рядом с Явой, расположившимся по левую руку от своей царственной матери, а юная Акакаллис устроилась слева от отца.

Западная сторона площадки для действа представляла собой низкое ограждение, в нем был проем, к которому из города, раскинувшегося у подножия холма, увенчанного дворцом, вела мощеная дорога. Через этот проем на площадку вышли фиады и куреты. Так как царь рассказал Хети о том, что ему предстоит увидеть, нагота куретов его не удивила. На фиадах красовались расширяющиеся книзу длинные юбки, сшитые из поперечных сборчатых полос ткани — попеременно белых и голубых. Одеяния эти на талиях стягивали тонкие веревочки, подчеркивающие и округлость грудей, и изящество талии. Амимона шла позади всех и на некотором удалении от остальных. Как и говорил Астерион, она была обнажена, а на ее теле не осталось ни единого волоска. «Должно быть, так выглядели Изида и Нефтида, когда оплакивали Озириса», — сказал себе Хети. Представшее его взору прекрасное зрелище напомнило ему о ритуалах культа Озириса. Куреты, которых по-прежнему было девять, встали у северной стены, а пять фиад остались у входа. К ним подошли четверо юношей. Это были музыканты. Хети узнал одного из них — флейтиста, сопровождавшего жриц в день его первой встречи с Амимоной. В руке у него была все та же тростниковая флейта. Другой музыкант прижимал к груди лиру, у третьего в руках были кимвалы, у четвертого — инструмент, похожий на цитру.