Месть Бела - [55]

В два счета я добрался до нужного места. У меня уже наработалась сноровка в ползанье по деревьям, только я наделся, что она мне надолго не понадобится и остаток жизни я все-таки прохожу как человек, по твердой земле.

Поспел я вовремя. Человек мальчишеского роста и телосложения, но с косматой черной бородой, вращаясь меж ветвей на зеленой нитке стебля, поднес к лиане нож и чиркнул по ней, видать, хорошо отточенным лезвием. Чиркнул еще раз, перерезал лиану и – упал прямо в подставленные мною руки.

Любезничать с ним я не стал. Выкрутил ручонку (с виду хилую, но оказавшуюся крепкой), запихнул себе за пояс выпавший из ладони нож, ухватил красавца за грязную нечесаную гриву и свесил вниз. Сам я для устойчивости уселся на ветку. Легко удерживая пленничка… весу-то в нем, тьфу, пятерых таких бы удержал, сам видишь, Симур, чем-чем, а силушкой меня не обделили папаша с мамашей, вкупе с Кромом и прочими силами небесными. Помню, как-то раз на спор сотню шагов проволок на плечах взрослого гиперборейского быка… Молодой тогда был, глупый, поддавался на всякие подначки, дескать, а слабь тебе, Конан, быка поднять и протащить. А я от такого приходил в бешенство и давай таскать, что говорят. Однако ты ж, гляди, не надорвался, здоровехонек и по сей день… Так вот значит, держу этого бородатого мальца и спрашиваю:

– Ну, бог древесной красоты, жить хочешь? Тогда скажи, сколько вас всего прискакало в наши края?

А этот недомерок в ответ шипит, плюется и нехорошо так ругается:

– Грязь на корнях, вонючий перекормыш, тупой низовик, помет улиточной жабы, выкидыш белки-летуна, гриб-лобоносик…

Я уж и нож к горлу приставил, а он все свое, правду говорить никак не желает. Времени на увещевания у меня не имелось, с новым лесным другом следовало проститься. Без нужды резать людей я не люблю, потому ограничился тем, что стукнул кулаком по его упрямой черепухе. Тюкнул не со всей мочи, чтоб насмерть не пришибить, но достаточно весомо, чтоб обеспечить ему долгий беспробудный сон. Короче говоря, сегодня не быть ему больше воякой. Оставил я моего бородатого приятеля подвешенным за кожаный пояс на прочном суке. Хотя за свою грязную брань, обращенную на гордого сына Киммерии, он, конечно, заслуживал лютой смерти. Быть может, напрасно я его тогда пощадил. Но ход времен не обратить вспять, не вернуться в реку, в которую раз ступил…

– Почему ж? Можно и вспять обратить, – Симур вытащил из кармана длинный ключ, со второй попытки вогнал его в замочную скважину и открыл хорошо смазанную дверь погреба. Они перешагнули зашарканный порог. Приятно обдало холодком, под ногами зашуршали песчинки, обнадеживающе темнели ряды толстобрюхих дубовых бочек. – Но о возвращении в реки мы после переговорим. Так что же дальше? Ты говори, говори, я сам управлюсь с делом…

– В общем, поспешил я к обиталищу Меркара и Апреи, где они остались дожидаться незваных гостей. Ну, думаю, теперь эти гости должны отступить, напугавшись непонятного, а то и вовсе убраться восвояси. Короче, я почти уверился, что папаше с дочкой ничего больше не угрожает. Как вдруг услышал крики. Два, один за другим. Первый походил на боевой клич, второй – на предсмертный выкрик. Потом донесся треск сучьев, свист тетивы, невнятные возгласы. Что-то там у них происходило. Следовало поторопиться.

Хоть и обзывали меня перекормышем, но я тоже способен, даже двигаясь быстро, подкрасться не шумнув. Зря я, что ли, промышлял воровством и промышлял успешно.

Да, видать, часть этих оборванцев верхом прошли. Или низом. Обошли, короче.

Я подобрался к самому гнезду папаши Меркара, осторожно выглянул из зарослей. И увидел…

Папаша Меркар свешивался из дупла, в его спине торчало две стрелы, а из перерезанного горла вытекала кровь. Чуть ниже возле еще одного дупла Апрея билась с двумя такими же бородатыми, как мой давешний знакомец, лесными разбойниками. Девушка из последних сил удерживала за перехваченное запястье руку одного – острие ножа дрожало перед лицом лесной лучницы. Вдобавок каким-то невообразимым образом Апрее удавалось уворачиваться от второго бородача. Тот пытался достать девушку ножом из-за спины своего сородича, по-другому он не мог, ветвь узка, не обойти. И это пока спасало Апрею, однако долго ей не вытянуть. Если один не продавит, другой дотянется. И, словно бог несчастий услышал мои мысли: второму бородачу удался резкий и точный выпад.

Я даже не поверил своим глазам, когда лезвие, которому, казалось бы, не суждено промахнуться, вжикнуло рядом с девушкой, воткнулось в дерево, уйдя в него чуть ли не по рукоять. То как Апрее удалось уклониться, развернув вместе с собою того бородача, с которым боролась, – можно назвать чудом. Хотя, с другой стороны, может и не чудо никакое, а просто жизнь на деревьях приучает к ловкости и изворотливости.

Однако увернуться-то Апрея увернулась, а вот равновесие потеряла, ее повело назад. Чем тут же воспользовался первый бородач. Он не стал вырывать руку с ножом, ударил коленом, попал девушке по бедру и всадил локоть свободной от ножа руки лесной лучнице под подбородок. Голова Апреи откинулась, девушка ушиблась затылком о ствол и потеряла сознание.