Месседж от покойника - [58]

Мужчины бывают разных пород — и женоненавистники, и завзятые холостяки, и отцы семейств, и бабники… Грейслин никогда не задумывался о том, к какой породе он относится сам. Знал одно — сколько он себя помнил, он не жил без женщины рядом. С Анной они прожили без малого тридцать лет. Сыну Джо сейчас двадцать семь, дочери Джоанн — двадцать пять. Оба давно отпочковались — сын учился на востоке страны, окончил Гарвардскую школу юристов, она тогда была то ли первой в стране по рейтингу, то ли второй… Дочь вышла замуж и работает в Чикаго. Дантист. Словом, о них беспокоиться не стоит. Тем более и связь не теряется — тут и скайп, и записки по е-мейлу.

Анна умерла пять лет назад от рака крови. Умирала долго и тяжело, и Грейслин не то что не любил, а просто не мог возвращаться к воспоминаниям о ее последних годах, и мучениях, и бесконечных обезболиваниях.

Еще тогда, не говоря никому ни слова вслух, Грейслин решил про себя, что никогда больше не женится… Джинна появилась в его жизни на два года позже. До этого были разовые связи, ничего не значащие. А Джинна вошла в его жизнь властно и беспрекословно — как будто всегда в ней была. Грейслин сначала относился к этому как к очередному малозначимому эпизоду. Но каким-то образом Джинна сумела повернуть дело так, чтобы стать ему на самом деле необходимой. Она и только она умела предугадывать все его желания. Речь не только о сексе, хотя и это важно. Она готовила еду — именно так и именно тогда, когда он хотел. И именно то, что он хотел. Она возникала тогда, когда ему нужно было чем-то поделиться, и исчезала, когда ему хотелось побыть одному. Он не помнил, чтобы она заставила его сделать что-то, чего хотелось ей, — а ведь именно так, по некоторым канонам, должны поступать настоящие женщины. Но Джинне было наплевать на каноны: она жила своей жизнью, как бессмертный кот Киплинга, который ходил сам по себе и ни от кого не зависел.

Один только момент Грейслин считал прежде потенциально конфликтным — это то, что он не собирается вступать в брак. Против его удивления, Джинна приняла это его признание совершенно спокойно. И тут же сказала ему, что будет считать себя свободной для других любовных связей. «На тебе это никак не будет отражаться, вот увидишь… — горячо шептала ему она. — Но я полигамна и обманывать тебя не хочу. Ты у меня единственный, и другого такого нет… Все другие — они совсем другое… Сам смотри, если тебе это мешает — только скажи, и я исчезну!»

Грейслин знал, что она и вправду способна исчезнуть так же внезапно, как появилась. И знал, что она его не обманывает. И, как ни странно, именно поэтому он допустил с Джинной именно такие отношения, которых никогда и ни с кем больше не допускал. Не то чтобы он был в восторге от любовных связей Джинны — для него их просто не существовало. Не знает он, что происходит за пределами их отношений, да и все тут. Были, правда, затянувшиеся романы — как с этим мальчишкой Мартином. Раздражает, но не стоит внимания… У них с Джинной — совсем другие отношения. К тому же вот и Мартина больше нет, а Грейслин с Джинной — вот они, живые, здоровые…

Сейчас они идут вдвоем в Мандалай Бич по полосе прибоя и говорят о пустяках. Или молчат подолгу. Они оба любили эти прогулки. И старались не нарушать это молчание у океана серьезными разговорами. Но сегодня вышло по-другому. Может быть, потому, что Джинна отстала на несколько шагов, нагнулась… Она всегда искала в песке небольшие камни со сквозными дырами, проточенными водой. Греки называли их «апотропей» — охраняющий камень. Джинна была не религиозна, но крайне суеверна. Верила в приметы, в обереги, в талисманы. И, когда Эдвард беззлобно над ней посмеивался, только отмахивалась: «Если б ты знал, что я и тебя заговорами приворожила — ты бы не смеялся!» И Грейслин не настаивал: ведь приворожила — это факт.

— Нашла оберег?

Джинна выпрямилась, покачала головой, протянула камень на раскрытой ладони. Сверху было полное впечатление, что он дырявый, но отверстие кончалось где-то на середине толщины… Долго этому камню еще лежать на границе прибоя, чтобы стать настоящим амулетом.

Грейслин взял камень с руки, бросил в волны. А когда поглядел Джинне в лицо, увидел, что она беззвучно плачет.

— Ты что? Что с тобой?

За все время их знакомства он, кажется, только однажды видел Джинну плачущей: когда пришлось усыпить ее любимую собаку, немецкую овчарку Тролля.

— Что случилось, милая?

Джинна всхлипнула, утерла нос бумажной салфеткой.

— Ничего. Пойдем…

И только через несколько минут перестала всхлипывать и сказала грустно:

— Жаль мне этого мальчика… Он не такой был, как все.

«Какого мальчика?» — вертелось на языке у Грейслина, но он не стал спрашивать — сам ведь прекрасно знал какого…

Или можно было еще сказать что-то вроде того, что, мол, ты же сама говорила: то, что за пределами наших отношений, мы с тобой не обсуждаем! Сказать так было бы вполне справедливо, но Эдвард ясно чувствовал, что эти слова обидят Джинну, а обижать ее он не хотел.

И вот он шел молча, глядя, как тускнеет горизонт и над дальним силуэтом грузового корабля наливается белым светом луна.