Мессалина - [52]

Рукоплескания и крики, которыми публика встретила последующее выступление Мнестера, отвлекли Мессалину от размышлений.

— С днем рождения, Клавдий! Долгие лета цезарю! — кричали зрители.

Клавдий встал и поднял руки, приветствуя народ. Мессалина сделала то же самое, чтобы овация пришлась и на ее долю.

Празднество должно было продолжиться в преторианском лагере. Мессалина стремилась привлечь к себе императорскую гвардию. Она всячески демонстрировала уважение к людям, от которых зависела власть императора. Возле театра стояли носилки, запряженные мулами, и лошади, на которых должен был отправиться в путь императорский кортеж. На юбилее присутствовало много зависимых царствующих особ, воспользовавшихся случаем, чтобы почтить нового императора и уверить его в своей преданности. Многие наместники провинций, начиная с Публия Петрония, также испросили позволения покинуть свои столицы, дабы приветствовать императора и укрепить свое положение.

Путь, который предстояло проделать, был тщательно изучен с тем, чтобы избежать кварталов грязных и густонаселенных. Кортеж под охраной усиленного отряда преторианцев пересек форумы и направился к Виминалу.

Римляне приложили немало усилий, чтобы понравиться своему императору. Они вымыли, а некоторые даже побелили стены своих домов, украсили балконы и окна гирляндами цветов, усыпали улицы лепестками. Охранникам приходилось оттеснять и сдерживать толпу, которая сгрудилась вдоль пути следования императорских носилок и издавала приветственные крики. Не было сомнений, что Клавдия любит народ. Несмотря на боязнь покушений, он пожелал, чтобы людям позволили высыпать на улицы, выйти на террасы домов, приветствовать его из распахнутых окон. Клавдий хотел, чтобы приглашенные правители, видя популярность их императора, сделали вывод о могуществе и стабильности империи.

Преторианцы, гордые тем, что им оказана такая честь, изрядно постарались, чтобы оборудовать амфитеатр на территории своего лагеря. Зрителям было разрешено войти туда и занять места на импровизированных деревянных скамьях.

— Благородные римляне! — провозгласил Клавдий с трибуны, которую для него соорудили. — Наверное, вам было бы удобнее сидеть в амфитеатре, строительство которого начал мой предшественник. Но оно еще не завершено. Вы должны благодарить мою супругу, Валерию Мессалину, за те игры, которые вам сегодня покажут, и наших верных преторианцев — за эти скамьи, арену и зрелище, которое сейчас будет вам представлено.

Публика зааплодировала, выкрикивая имя Мессалины. Когда все стихло, Клавдий объявил, что угощение будет предложено всем, кто пожелает.

Самые смелые из преторианцев разыграли сцены охоты на диких животных, потом фессалийские всадники продемонстрировали свою ловкость в обращении с лошадьми, на которых они исполнили множество акробатических трюков. Затем вышли гибкие сильные иберы и принялись играть с быками: они запрыгивали им на спины, дразнили их голосом или уколами копий и увертывались от их смертоносных рогов. За этими мирными упражнениями последовали гладиаторские бои. Однако по случаю пятидесятилетия императора было решено, что кровь в этот день не прольется. Побежденным была, таким образом, сохранена жизнь.

Затем Клавдий вместе со всеми гостями вернулся во дворец, где их ожидало великолепное пиршество. Время шло, и Мессалина, все чаще уносившаяся мыслями в свой новый дом на Квиринале, участвовала в трапезе со скучающим видом и рассеянно слушала разговоры. Подле нее Клавдий и его друг царь Ирод Агриппа обсуждали дела на Востоке. Речь шла о мятежных евреях, сеявших в Иудее зерна бунта. Их звали зелотами. Некоторые их группы доходили до того, что закалывали кинжалами тех евреев, которые благосклонно относились к римлянам. Другие говорили о спасителе, которого они на своем языке называли «мессией»; он должен был освободить еврейский народ от иноземного ига и сделать его владыкой мира. Многие фанатики высказывались о себе как о посланцах еврейского бога, но у Клавдия все это вызывало лишь улыбку, поскольку во всех своих начинаниях они терпели полную неудачу. Тем не менее он поручил Ироду Агриппе и Публию Петронию, коим подчинялся прокуратор Иудеи, следить за поддержанием порядка в этом удаленном уголке империи.

Мессалина под предлогом усталости от столь насыщенного дня удалилась задолго до окончания пиршества. Она сделала знак стоявшей в стороне Клеопатре, рабыне, которую она купила для Клавдия, та тотчас легла у ног императора и принялась ублажать его ласками. Мессалина, таким образом, была уверена, что молодая рабыня не покинет Клавдия ни в остаток вечера, ни ночью. Она ненадолго зашла к себе, чтобы набросить покрывало на голову и плечи, и села в носилки, поджидавшие ее у потайной двери дворца. Носильщики быстро доставили ее к порогу нового дома. Встретивший ее Мнестер показал ей сад, в глубине которого пряталась вилла — незамысловатой постройки, с коврами и занавесями теплого пурпурного цвета, с красочной росписью на стенах.

Для этого первого вечера Мнестер пригласил одного-единственного тщательно выбранного гостя — Тита, очень красивого молодого человека из рода Домициев. Хоть он и был одним из любовников Мнестера, он явно был настроен любить женщин. А Мессалина была женщиной не только прекрасной, она была императрицей! Он сопровождал Мнестера, когда тот показывал Мессалине дом, затем все отправились в триклиний, чтобы немного закусить и выпить вина с медом. Все трое возлегли на одно ложе, Мессалина между двумя мужчинами.