Первый его кинороман (впоследствии уничтоженный автором) встречен был в спичечном кружке взрывом восторга. Доллар, поощренный друзьями, отправляется в крупное нью-йоркское издательство «При-фикс-Бук» и показывает свою рукопись. Редактор, едва увидев его рисунки, сворачивает рукопись трубкой и немедленно возвращает ее молодому автору, не говоря ни слова.
— В чем дело? — спросил вспыхнувший Джим.
— Обратитесь в обойный магазин, молодой человек, — ответил безжалостный редактор.
Джим пожал плечами и два последующих года лихорадочно работал над новыми сценариями, обильно уснащая их рисунками. Но, несмотря на все его старания, их ожидала та же участь. Неизвестно, что сталось бы с нашим романистом, если б однажды он не услышал безумного стука в свою дверь.
— Джим! — заорал спичечник Ролльс, влетая в каморку с газетой в руках. — Гляди, дурья башка!
В отделе объявлений жирным шрифтом стояло:
СРОЧНО, УБЕДИТЕЛЬНО, НАСТОЯТЕЛЬНО
РАЗЫСКИВАЕТСЯ БЫВШИЙ НОСИЛЬЩИК БЛЯХА N 701
Для благосостояния своего собственного и вверенного ему младенца
Ольстрит N 92
С газетой в руках Доллар побежал по указанному адресу. Он мечтал уже о найденных родителях, братьях и сестрах.
Жирный нотариус вышел к нему навстречу и, по проверке документов, после тщательного допроса Джима, ввел его во владение довольно-таки солидным наследством, ни единым словом не подняв завесы над тайной его происхождения.
Доллар был угрюм; он не радовался неожиданному богатству. Как это ни странно, но он даже не ушел со спичечной фабрики и первые полгода не прикасался к деньгам.
Однажды редактор «При-фикс-Бука» получил новую рукопись, испещренную забавными рисунками. Он посмотрел себе за спину — есть ли огонь в камине — и уже собрался отправить туда злополучную бумагу. Но из рукописи выпало письмо, а в письме было написано Джимом Долларом, что он предлагает издательству сумму, втрое возмещающую убытки по опубликованию его романа. Редактор пожал плечами и развернул рукопись. Через минуту он забыл обо всем на свете; дважды звонил телефон, входил секретарь, кашляла машинистка — он читал.
На другой день он сказал Джиму:
— Мы покупаем у вас роман. Одно условие: выбросьте рисунки.
— Я покупаю у вас все издание вперед и дарю вам его целиком с условием печатать рисунки, — ответил Джим.
Переговоры шли десять дней. Наконец «При-фикс-Бук» взялось за опубликование первой книги Доллара.
Наши читатели, по всей вероятности, знают, что книга разошлась в первые восемь дней и ныне выходит двадцать вторым изданием.
Не без тайного вздоха сказал как-то редактор Джиму Доллару:
— Вы отличный писатель, Джим, но, ей-богу, у вас есть недостаток. Не сердитесь на меня: вы совсем некстати возомнили себя художником.
Доллар впервые услышал намек на негодность своих рисунков. Это уязвило его; он покраснел и надменно ответил:
— Если даже это и недостаток, он у меня общий с некиим Гете.
К сожалению, он не перестал разрисовывать свои романы, ставя каждому издателю непременным условием воспроизведение этих рисунков. Нашим читателям мы предлагаем первый роман Джима Доллара «Месс-Менд, или Янки в Петрограде», вдохновленный русской Октябрьской революцией. Чтобы уяснить себе облик Доллара как романиста, следует помнить, что традиции его восходят к кинематографу, а не к литературе. Он никогда не учился книжной технике. Он учился только в кинематографе. Весь его романический багаж условен.
Сам американец, уроженец Нью-Йорка, он не дает ничего похожего на реальный Нью-Йорк. Названия улиц, местечки, фабрики, бытовые черты — все почти фантастично, и перед нами в романах Доллара проходит совершенно условный «экранный» мир. Он сказал как-то, что кинематограф — эсперанто всего человечества. Вот на этом общем «условном» языке и написаны романы Доллара.
Если свою, американскую, действительность Джим Доллар описывает фантастически, то можно себе представить, как далеки от реальности описания Советской России и других стран, упоминаемых в его романах и никогда им в жизни не виданных. Но глубокое чувство преклонения и восхищения перед Великой Октябрьской революцией приводит его сквозь все эти курьезы к настоящему чувству реальности нового мира, создающегося на Земле Советов.
— Ребята, Эптон Синклер — прекрасный писатель, но не для нас! Пусть он томит печень фабриканту и служит справочником для агитаторов, — нам подавай такую литературу, чтоб мы почувствовали себя хозяевами жизни. Подумайте-ка, никому еще не пришло в голову, что мы сильнее всех, богаче всех, веселее всех: дома городов, мебель домов, одежду людей, хлеб, печатную книгу, машины, инструменты, утварь, оружие, корабли, пушки, сосиски, пиво, кандалы, паровозы, вагоны, железнодорожные рельсы — делаем мы, и никто другой. Стоит нам опустить руки — и вещи исчезнут, станут антикварной редкостью. Нам с вами не к чему постоянно видеть свое отражение в слезливых фигурах каких-то жалких Джимми Хиггинсов и воображать себя несчастными, рабами, побежденными. Этак мы в самом деле недалеко уйдем. Нам подавай книгу, чтоб воспитывала смельчаков!
Говоря так, огромный человек в синей блузе отшвырнул от себя тощую брошюру и спрыгнул с читального стола в толпу изнуренных и бледных, внимательно слушавших его людей.
