Мещане - [51]
На такой рассказ Грохов громко расхохотался.
- Роман-с!.. Роман! - сказал он. - И как это правдоподобно: убить или отравить, что ли там, человека средь белого дня... в трактире... при стечении публики.
- Мне самой это кажется невероятным! - поддержала Грохова и Домна Осиповна. - Впрочем, что мы всё говорим о чужих делах; пора нам о своем деле потолковать, - прибавила она, взглянув на Бегушева, который все время сидел, потупя голову.
- Именно-с, лучше о своих делах нам толковать! - согласился с ней Грохов.
Доктор при этом встал.
- До свиданья! - сказал он, протягивая ей руку.
- До свиданья! - проговорила Домна Осиповна, всовывая ему в руку пятирублевку.
Она очень рада была, что доктор уезжает, рассчитывая, что совещание ее с Гроховым и мужем недолго продолжится, что те тоже уедут скоро, и она останется с Бегушевым вдвоем.
- Извините, Александр Иванович, я через минуту вернусь к вам, отнеслась Домна Осиповна к тому.
Бегушев ни слова ей не ответил и, когда Домна Осиповна, Олухов и Грохов ушли, он стал с понуренной головой и мрачным выражением в лице прислушиваться к довольно оживленному разговору, начавшемуся между ними в соседней комнате.
Грохов говорил:
- Прежде всего-с надобно, чтобы духовная была утверждена, а потом ходатайствовать о вводе во владение!
- Но кто же это сделает?.. Кто?.. - настойчиво спрашивала Домна Осиповна.
- Я-с, если это вам угодно!.. - отвечал Грохов.
- А что же это будет стоить со всеми казенными расходами и с платой вам? - любопытствовала Домна Осиповна.
- Стоить будет порядочно, но, слава богу, найдется потом из чего заплатить!.. - объяснял Грохов.
- Да, но эта неопределенность хуже всего!.. - произнесла Домна Осиповна. - И потом как же и от кого я получу следующие мне собственно пятьсот тысяч?
- В таком случае, - возразил ей Грохов, - возьмите вы доверенность от Михаила Сергеевича и хлопочите сами, тогда не будет для вас никакой неопределенности.
Домна Осиповна видела, что он обиделся, и сочла за лучшее несколько уступить ему.
- Сама хлопотать я не могу, вы это знаете... Хлопотать вы будете, и только возьмите за это к тем двум тысячам, которые я вам должна, еще три, и выйдет пять! - проговорила она.
- А дорога в Сибирь ваша? - спросил Грохов.
- Нет уж, все ваше! - отвечала Домна Осиповна.
- Как это можно: дорога должна быть наша! - произнес еще первое слово Олухов, припомнивший, сколько он сам просадил денег по дороге в Сибирь и оттуда и напиваясь на каждой станции шампанским.
- Вот поди ты и разговаривай с барынями! - сказал, усмехнувшись и мотнув ему головой, Грохов.
- Что ж с барынями?.. Адвокатов нынче много, не первое время... заметила Домна Осиповна.
- Но много ли добросовестных?.. - спросил Грохов.
- Есть и добросовестные! Извольте: дорога наша... - раскошелилась, наконец, Домна Осиповна.
- Слушаю-с! - произнес не без удовольствия в голосе Грохов.
- Итак, по рукам, значит? - сказала Домна Осиповна.
- Да-с, по рукам!.. - подхватил Грохов, и они в самом деле ударили рука в руку.
После этого Грохов и Олухов стали собираться уезжать... Последнему смертельно хотелось в "Эрмитаж", чтобы там так же рассеяться, как и вчера; но только у него в кармане денег не было ни копейки.
- Дай мне, пожалуйста, рублей двести! - шепнул он жене.
Та с удовольствием подала ему из своего портмоне просимую им сумму и при этом тоже очень тихо сказала ему:
- Вы, пожалуйста, когда возвратитесь, то проходите к себе вниз, я знаю, какие вы явитесь!
- Понимаю я это! - отвечал тот и не замедлил уехать вместе с Гроховым.
Бегушев из всего предыдущего разговора, конечно, слышал только половину, но и того было очень достаточно!
Домна Осиповна возвратилась к нему с лицом добрым, любящим и, по-видимому, совершенно покойным. По ее мнению, что ей было скрывать перед ним?.. То, что она хлопотала по своим делам? Но это очень натурально; а что в отношении его она была совершенно чиста, в этом он не должен был бы сомневаться!
Бегушев, когда она уселась около него, все еще не поднимал головы. Домна Осиповна сама уже взяла и поцеловала его руку, тогда только он взмахнул на нее глазами.
- Ну вот, наконец начинает все понемногу устраиваться, - сказала она. Через какие-нибудь полгода я уеду с вами надолго... надолго...
- Никогда ты не уедешь со мной надолго!.. - проговорил Бегушев. Полгода еще ждать! - воскликнул он. - Но как же я эти полгода буду существовать посреди того общества, в которое вы меня поставили?
- В какое я тебя общество поставила? - спросила с удивлением Домна Осиповна.
- А в такое, какое сегодня у вас было!
- Ах, боже мой, ты можешь совсем не видать этого общества; я к тебе буду ездить, а ты ко мне и не заглядывай.
У Бегушева на языке вертелось сказать ей: "А сама ты разве не такая, как окружающее тебя общество?"
- Но как же ты хочешь, чтобы мы устроили жизнь нашу? - спросила его Домна Осиповна.
- Не знаю как!.. - отвечал Бегушев. - Я захочу устроить так, а твои дела потребуют другого!
Домне Осиповне показалось, что Бегушев отбояривается от нее и что она ему надоела; но, взглянув на мученическое выражение лица его, она убедилась, что он любит ее, и глубоко любит!
«Если вам когда-нибудь случалось взбираться по крутой и постоянно чем-то воняющей лестнице здания присутственных мест в городе П-е и там, на самом верху, повернув направо, проникать сквозь неуклюжую и с вечно надломленным замком дверь в целое отделение низеньких и сильно грязноватых комнат, помещавших в себе местный Приказ общественного призрения, то вам, конечно, бросался в глаза сидевший у окна, перед дубовой конторкой, чиновник, лет уже далеко за сорок, с крупными чертами лица, с всклокоченными волосами и бакенбардами, широкоплечий, с жилистыми руками и с более еще неуклюжими ногами…».
«Нижеследующая сцена происходила в небольшом уездном городке Ж.. Аполлос Михайлыч Дилетаев, сидя в своей прекрасной и даже богато меблированной гостиной, говорил долго, и говорил с увлечением. Убедительные слова его были по преимуществу направлены на сидевшего против высокого, худого и косого господина, который ему возражал…».
Роман А.Ф.Писемского «Тысяча душ» был написан больше ста лет тому назад (1853—1858). Но давно ушедший мир старой – провинциальной и столичной – России, сохраненный удивительной силой художественного слова, вновь и вновь оживает перед читателем романа. Конечно, не только ради удовлетворения «исторического» любопытства берем мы в руки эту книгу. Судьба главного героя романа Калиновича – крах его «искоренительных» деяний, бесплодность предпринятой им жестокой борьбы с прочно укоренившимся злом – взяточничеством, лихоимством, несправедливостью, наконец, личная его трагедия – все это по-своему поучительно и для нас.
Известный роман выдающегося писателя, посвященный русской общественной жизни 60-х годов XIX века, проникнутый идеями демократизма, добра и человечности. Произведение это получило высокую оценку Л.Н.Толстого.
«Утро. Большой кабинетъ. Передъ письменнымъ столомъ сидитъ Владимiръ Ивановичъ Вуландъ, плотный, черноволосый, съ щетинистыми бакенбардами мужчина. Онъ, съ мрачнымъ выраженiемъ въ глазахъ, какъ бы просматриваетъ разложенныя передъ нимъ бумаги. Напротивъ его, на диванѣ, сидитъ Вильгельмина Ѳедоровна (жена его), высокая, худая, белокурая нѣмка. Она, тоже съ недовольнымъ лицомъ, вяжетъ какое-то вязанье…».
«Губернией управлял князь ***. Четверг был моим докладным днем. В один из них, на половине моего доклада, дежурный чиновник возвестил:– Помещик Шамаев!– Просите, – сказал князь…».
Мамин-Сибиряк — подлинно народный писатель. В своих произведениях он проникновенно и правдиво отразил дух русского народа, его вековую судьбу, национальные его особенности — мощь, размах, трудолюбие, любовь к жизни, жизнерадостность. Мамин-Сибиряк — один из самых оптимистических писателей своей эпохи.В восьмой том вошли романы «Золото» и «Черты из жизни Пепко».http://ruslit.traumlibrary.net.
В настоящее издание включены все основные художественные и публицистические циклы произведений Г. И. Успенского, а также большинство отдельных очерков и рассказов писателя.
В настоящее издание включены все основные художественные и публицистические циклы произведений Г. И. Успенского, а также большинство отдельных очерков и рассказов писателя.
В настоящее издание включены все основные художественные и публицистические циклы произведений Г. И. Успенского, а также большинство отдельных очерков и рассказов писателя.
Впервые напечатано в сборнике Института мировой литературы им. А.М.Горького «Горьковские чтения», 1940.«Изложение фактов и дум» – черновой набросок. Некоторые эпизоды близки эпизодам повести «Детство», но произведения, отделённые по времени написания почти двадцатилетием, содержат различную трактовку образов, различны и по стилю.Вся последняя часть «Изложения» после слова «Стоп!» не связана тематически с повествованием и носит характер обращения к некоей Адели. Рассуждения же и выводы о смысле жизни идейно близки «Изложению».
Впервые напечатано в «Самарской газете», 1895, номер 116, 4 июня; номер 117, 6 июня; номер 122, 11 июня; номер 129, 20 июня. Подпись: Паскарелло.Принадлежность М.Горькому данного псевдонима подтверждается Е.П.Пешковой (см. хранящуюся в Архиве А.М.Горького «Краткую запись беседы от 13 сентября 1949 г.») и А.Треплевым, работавшим вместе с М.Горьким в Самаре (см. его воспоминания в сб. «О Горьком – современники», М. 1928, стр.51).Указание на «перевод с американского» сделано автором по цензурным соображениям.