Мещане - [31]

Грохов всю эту борьбу в ней подметил.

- Может быть, вы желаете поразмыслить несколько о предложении вашего супруга? - сказал он.

- Да!.. Я, конечно, должна подумать! - отвечала она.

- Поразмыслите и порассудите!.. - одобрил Грохов.

- И что же, муж, вероятно, предполагает внизу у меня в доме жить? спросила Домна Осиповна.

- Без сомнения, внизу-с! Зачем его вам наверх к себе пускать?

- И что же, - продолжала Домна Осиповна, лицо ее снова при этом покрылось сильным румянцем, - госпожа эта тоже будет жить вместе с ним в моем доме?

- Ай, нет! Сохрани от этого бог! - воскликнул Грохов и замахал даже руками. - Надобно сделать так для виду, что вы будто бы как настоящий муж с женой живете... Дедушка - старик лукавый... он проведывать непременно будет; а эту госпожу пусть супруг ваш поселит, где хочет, посекретнее только, и пускай к ней ездит.

- Но как же она смотрит, что он хочет сойтись со мной? - спросила Домна Осиповна.

- Как смотрит? Не сумасшедшая!.. Поняла, что нельзя человека из пустой ревности лишать пяти миллионов наследства.

- Да, ну прекрасно, - продолжала Домна Осиповна, окончательно овладевшая собой. - Я вот, подумать страшно, на какую ужасную жизнь себя обреку... может быть, всем здоровьем моим пожертвую тут; а муж, получив наследство, вдруг раскапризничается, опять предложит мне жить отдельно, не вознаградив меня ничем.

- Но он пятьсот тысяч вам обещает! - возразил Грохов.

- Обещать обещает, но может и передумать, - произнесла Домна Осиповна.

Грохов понял, куда она бьет.

- Мы-с бумагу с него возьмем, обяжем его условием, что вот, в случае получения им наследства, он должен немедля выдать вам пятьсот тысяч; в противном случае обязан заплатить неустойку.

Домна Осиповна выслушала его со вниманием, как обыкновенно она выслушивала всякий деловой разговор.

- А вы потом опять с меня десять процентов возьмете за это дело? заметила она с злобной улыбкой.

- Я с вас ничего не возьму, ни копеечки! - успокоил ее Грохов. - А того барина щипну маленько. Чем же нам кормиться! До свиданья, - заключил он, вставая.

- До свиданья! - сказала Домна Осиповна, тоже вставая.

- Когда же мне прикажете ждать от вас решительного ответа? - продолжал Грохов.

Домна Осиповна подумала некоторое время.

- Завтра я вам отвечу! - сказала она.

- Слушаю-с!.. - сказал Грохов и затем, поцеловав у ней руку и неуклюже расшаркавшись, ушел.

Оставшись одна, Домна Осиповна впала в мучительное раздумье, хоть в сущности она уже окончательно решила в мыслях своих сойтись с мужем, потому что лишиться пятисот тысяч было выше всяких нравственных сил ее и почти равнялось бы самоубийству; но весь вопрос для нее состоял в том, как ей поступить в этом случае с Бегушевым? Прямее всего было бы рассказать ему, как дело есть!.. Будь другой человек на месте Бегушева, более благоразумный и практический, Домна Осиповна так бы с тем и поступила: тот бы понял ее. Но она знала очень хорошо, что Бегушев, несмотря на свои пятьдесят лет, был еще мечтатель и безумец; чего доброго, он, пожалуй, насильно ей свяжет руки, посадит в экипаж и увезет за границу. Она очень хорошо помнила его беснование при первом объяснении в любви, когда она хотела его немного повыдержать. "Лучше всего, - сказала себе мысленно Домна Осиповна, - в отношении подобных людей действовать так, что сначала сделать окончательно, что им неприятно, а потом и сказать: они побесятся, поволнуются, покричат, но и успокоятся же когда-нибудь", - тем более, что Домна Осиповна будет ему говорить и может даже ясно доказать, что она живет с мужем только для виду. Приняв такое намерение, она, однако, протерзалась и проплакала целый день и всю ночь. Проснувшись на другой день с зеленым цветом лица и с распухшими от слез глазами, она все-таки пересилила себя и написала Грохову: "Телеграфируйте мужу, что он может приехать ко мне". По отправлении этого письма Домной Осиповной овладел новый страх: ну, как муж приедет в то время, как у нее сидит Бегушев, и по своей болтливости прямо воскликнет: "Благодарю тебя, душенька, что ты позволила приехать к тебе!" А она желала, чтобы это навсегда осталось тайною для Бегушева и чтобы он полагал, что муж возвратился к ней нахрапом, без всякого согласия с ее стороны. Изобретательность женская помогла в этом случае Домне Осиповне. Воспользовавшись тем, что у нее начали перекрашивать в девичьей пол, она написала Бегушеву такое письмо: "Мой дорогой друг, позволь мне переехать к тебе на несколько дней; у меня выкрашена девичья, и я умираю от масляного запаху!" На это она получила от Бегушева восторженный ответ: "Приезжайте, сокровище мое, и оживите, как светозарное светило, мою келью!" И вечером в тот же день Домна Осиповна была уже в доме Бегушева.

Глава XII

Надобно было иметь силу характера Домны Осиповны, чтобы, живя у Бегушева целую неделю и все почти время проводя вместе с ним, скрывать от него волнующие ее мысли и чувствования, тем более что сам Бегушев был очень весел, разговорчив и беспрестанно фантазировал, что вот он, с наступлением зимы, увезет Домну Осиповну в Италию, в которой она еще не бывала, познакомит ее с антиками, раскроет перед ней тайну искусств, - и Домна Осиповна ни одним словом, ни одним звуком не выразила, что она ожидает совершенно иначе провести грядущую зиму, - напротив, изъявляла удовольствие и почти восторг на все предложения Бегушева. Прокофий в эти дни превзошел самого себя: он с нескрываемым презрением смотрел на Домну Осиповну и даже кушанья за обедом сначала подавал барину, а потом уж ей, так что Бегушев, наконец, прикрикнул на него: "Начинай с Домны Осиповны!" Прокофий стал начинать с нее, но и тут - то забудет ей подать салату, горчицы, то не поставит перед нею соли. Из женской прислуги у Бегушева была всего только одна жена Прокофия, по имени Минодора, женщина благоразумная и неглупая. Она, разумеется, озаботилась на дамской половине дома приготовить для Домны Осиповны, в особой отдельной комнате, постель, и когда та пришла в эту комнату, Минодора не замедлила явиться к ней, чтобы помочь ей раздеться. Прокофий по этому поводу спросил на другой день жену суровым голосом: