Мертвый отец - [27]

Шрифт
Интервал

или что-нибудь попробуй выстроить этих обезьян в линию а я наших в линию построю дай-ка погляжу двадцать три минус три играют плюс пять обезьян значит округленно по двенадцать с каждой стороны.

Нам потребуется водящий, сказал Томас, это пусть я, значит, по двенадцать в команде.

Составляются линии. Трио заводит «Титановую польку».

Чти своего партнера, сказал Томас, соберемся в круг, день великий грянет, вгоним в землю, друг[64].

Эмма и Гектор до-си-донят вдоль линий[65].

Я лучше танцев не видала! воскликнула Эмма.

17

Аванпост цивилизации или человеческого жилья. Жилища аккуратными рядами спина к спине к спине к спине. Дети за игрой на крышах.

Где же улицы? спросил Мертвый Отец.

Похоже, здесь их нет, сказала Джули.

Быть может, тоннели в земле?

Или, как знать, они протискиваются между домами, съеживаясь до крохотуль и при этом не забывая поглядывать на ходу в чужие окна.

Это Планирование, сказал Томас, Новый Городок. Чтобы попасть под машину, нужно достичь внешнего обода.

Циркуляция тут не в ходу, сказал зевака. Почему этого человека, этого одно из вас, такого почтенного с виду, тащат? Что он совершил? Почему эти девятнадцать пыхтят и потеют, вцепившись в трос? Почему вы не пыхтите и не потеете, вцепившись в трос? Я не понимаю вашей табели о рангах.

Он отец, сказал Томас.

Жуткая весть, сказал человек, его втаскивать сюда нельзя.

Он утомлен. Мы утомлены. Можем заплатить.

Вам придется его обезмудить и вытереть ноги о коврик, сказал человек, чье лицо несло на себе бородекулы в странных местах вроде губ и центра лба. Вам нужен нож для обезмуживания? Ножницы? Бритва? Резак для бумаги? Осколок стекла? Ножик для писем? Щипчики для ногтей?

Он священный предмет, в некотором смысле, сказал Томас. Хватит тут этой вашей пузырчатой жванины. В какой стороне ночлежка?

Есть две, сказал гражданин. Хорошая и плохая. В плохой лучшие девчонки. В хорошей лучший паштет. В плохой лучшие кровати. В хорошей лучший погреб. В плохой лучшая периодика. В хорошей лучшая охрана. В плохой лучший оркестр. В хорошей лучшие тараканы. В плохой лучшие мартини. В хорошей лучшие кредитки. В плохой лучшее столовое серебро. В хорошей лучшие виды из окна. В плохой лучшее обслуживание в номерах. В хорошей лучшая репутация. В плохой лучший фасад. В хорошей лучшая люстра. В плохой лучший ковер. В хорошей лучшие ванные. В плохой лучший бар. В хорошей лучший «Дан и Брэдстрит»[66]. В плохой лучшие портреты. В хорошей лучшие коридорные. В плохой лучшие растения в горшках. В хорошей лучшие пепельницы. В плохой лучшие улитки. В хорошей лучшие открытки. В плохой лучший завтрак. В хорошей...

Между хорошей и плохой, сказала Джули, выбора, похоже, нет.

Также имеются частные дома, но ни один не крупен или глуп настолько, чтоб попытаться устроить у себя вашу компанию, сказал человек. Вот эта штука у вас испугает детвору до облысения, глянь они на нее хоть глазком.

Он о тебе говорит, сказала Эмма Мертвому Отцу.

Мертвый Отец просиял.

Он говорит, ты детей испугаешь.

Счастье Мертвого Отца.

Его, сказал гражданин, вот его нельзя вводить без охолащивания. Могу вам одолжить «Умелую пилу»[67].

Я бы предпочел без, сказал Мертвый Отец.

Он предпочитает без, сообщил Томас гражданину.

Так черт и распроклятье, сказал гражданин, кто бы это себе иначе вообразил? Однако правило есть правило.

Эдмунд, позвал Томас.

Эдмунд явился.

Не желаешь ли угостить выпивкой или наподобие гражданина этой прекрасной общины? спросил Томас. Можешь за мой счет.

Дрожь счастья мча по Эдмунду с головы до пят (зримо).

Эдмунд и гражданин прочь к пивной рука об руку.

Так, сказал Томас, давайте осмотрим жилье.

Поглядевши на хорошее, они выбрали плохое.

Джули и Томас у себя в номере, сидючи на кровати. Картинка на стене, «Смерть Сигизмура».

Поразительно, до чего крепко держится он за свои яйца, сказала Джули, любопытная это штука, я ее не понимаю.

Я ее понимаю, сказал Томас.

Не знает, когда пора вешать на гвоздик, сказала она, сколько ему лет, по-твоему?

Он утверждает, что сто девять, сказал Томас, но, может, привирает. Может, и недовирает. Я не знаю.

Трое наших людей, я думаю, клоны.

Какие трое?

Трое с рыжими волосами и хромые.

Томас растянулся на кровати.

Что за отвратительная мысль, сказал он.

Как так вышло, что ты вернул ему ногу после того, как оттяпал ее?

Чисто практически. С нею он лучше ковыляет. У нас в виду цель.

У нас она, сказала она, у нас она.

Стук в дверь опочивальни.

Кто там? крикнул голос, из-за двери.

Нам ответить? спросила Джули.

Кто там? снова крикнул голос.

Кто желает знать? заорала Джули.

Оттуда молчание.

Питер, сказал голос наконец.

Мы знаем кого-нибудь по имени Питер?

Я не знаю никого по имени Питер.

Чего ты хочешь, Питер? крикнула она.

Мне нужно оросить растение, крикнул Питер.

Томас огляделся. На туалетном столике сидел кактус. А кактус орошают? спросила Джули.

Впусти его, сказал Томас.

Джули открыла дверь.

Кое-кто знает, что делает, сказал Питер, а кое-кто нет. Он принялся оборачивать кактус влажной марлей. Так-с, худой дылда, сказала Джули, зачем ты здесь? Я слыхал, тут чужаки. У нас чужаки нечасто. Хотел дать вам.

Хотел что нам дать?

Он, похоже, какой-то пентюх, сказал Томас, sotto voce


Еще от автора Дональд Бартельми
Современная американская новелла. 70—80-е годы

Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник. Пер. с англ. / Составл. и предисл. А. Зверева. — М.: Радуга, 1989. — 560 с.Наряду с писателями, широко известными в нашей стране (Дж. Апдайк, Дж. Гарднер, У. Стайрон, У. Сароян и другие), в сборнике представлены молодые прозаики, заявившие о себе в последние десятилетия (Г. О’Брайен, Дж. Маккласки, Д. Сантьяго, Э. Битти, Э. Уокер и другие). Особое внимание уделено творчеству писателей, представляющих литературу национальных меньшинств страны. Затрагивая наиболее примечательные явления американской жизни 1970—80-х годов, для которой характерен острый кризис буржуазных ценностей и идеалов, новеллы сборника примечательны стремлением их авторов к точности социального анализа.


В музее Толстого

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Король

– Во мне так и не развился вкус к бомбежкам мирного населения, – сказал король. – Выглядит нарушением общественного договора. Мы обязаны вести войну, а народ – за нее расплачиваться.Советский Союз и Америка еще не вступили во Вторую мировую войну, поэтому защищать Европу от фашистских орд выпало на долю короля Артура и рыцарей Круглого Стола. Гвиневера изменяет супругу с Ланселотом, Эзра Паунд обвиняет всех в масонском заговоре, Черчилль роет подземную ставку, профсоюзы требуют денег, а Мордред замыслил измену.



Шестьдесят рассказов

Дональд Бартельми (1931–1989) — один из крупнейших (наряду с Пинчоном, Бартом и Данливи) представителей американской "школы черного юмора". Непревзойденный мастер короткой формы, Бартельми по-новому смотрит на процесс творчества, опровергая многие традиционные представления. Для этого, одного из итоговых сборников, самим автором в 1982 г. отобраны лучшие, на его взгляд, произведения за 20 лет.


Трудно быть хорошим

Сборник состоит из двух десятков рассказов, вышедших в 80-е годы, принадлежащих перу как известных мастеров, так и молодых авторов. Здесь читатель найдет произведения о становлении личности, о семейных проблемах, где через конкретное бытовое открываются ключевые проблемы существования, а также произведения, которые решены в манере притчи или гротеска.


Рекомендуем почитать
Деревенские повести

В сборник вошли три «сельских» повести Жорж Санд: «Чертово болото» («La mare au diable»), «Франсуа-Подкидыш» («François le Champi») и «Маленькая Фадетта» («La Petite Fadette»).


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.