Мертвый город - [8]

— Этого не может быть! — лихорадочно проговорил он. — Когда люди овладели перспективой? Четырнадцать веков назад? Или пятнадцать? До этого никто и никогда не использовал в рисунках ее законов. Люди попросту их не знали. А потом кто-то их открыл — и они сразу стали всем известны. Как только человек один раз увидел…

Он низко наклонился и почти прополз сквозь проем, высота которого была заметно меньше четырех футов. Когда Берроуз и Эпсли присоединились нему, он стоял в темноте, не включая фонарь.

— То, что вы увидите, трудно осознать, — хрипло продолжал он. — Значение нашей находки огромно. Сейчас мы поймем, почему Эпсли чувствовал, что нам следует отсюда уйти. Это объясняет все! Но принять такое объяснение очень трудно.

И только после этого он включил фонарик. Его свет выхватил блестящие панели из нержавеющей стали — их поверхность оставалась зеркально гладкой, она была абсолютно нетронута ржавчиной, лишь слегка потускнела от тонкого слоя пыли.

— Включите фонари, чтобы лучше разглядеть то, что здесь находится, — посоветовал Маршалл. — Вам потребуется пара минут, чтобы понять… Перед нами не машина. Возможно, произведение искусства. Или они сделали это для того, чтобы оно просто было, — смотрите.

Два ярких луча вспыхнули и пробежали по множеству абстрактных узоров на поверхности металла. Здесь рисунок не был выпуклым, но шел по кругу, так что центральный участок был виден с любого ракурса. Изображение не повторялось и изменялось от центра к краям.

— Но что… — начал Эпсли. Затем гневно добавил: — Мой Бог! Какие художники — какие звери!

Берроуз заморгал, потом увлеченно пробормотал:

— Какой-то новый трюк! С одной стороны это ребенок. С другой — старуха! Между ними женщины всех возрастов. Но я… вижу и ребенка, и старуху, и все остальное… Нет, вы только посмотрите! Вот она меняет детское платье на наряд невесты. Примитивно, но можно разглядеть. А тут у нее прическа матери семейства. Здесь… Проклятье, а это еще что такое, Маршалл?

— Это перспектива, — дрожащим голосом ответил Маршалл. — Смотрите! Мы можем последовательно делать снимки ребенка по мере того, как он взрослеет. И в каждом из двух измерений мы будем видеть перспективу третьего. Если мы возьмем серию фотографий одного человека в разном возрасте, у нас будет набор двумерных изображений. Просматривая их одно за другим, мы получим смутное представление о том, что перед нами один и тот же человек, и сделаем вывод, что он растет и стареет. Но мы не получим перспективы. Мы не в состоянии создать один трехмерный образ, в котором сливаются все фотографии. Но эти существа — кем бы они ни были — на такое способны!

— Посмотри на детали, Маршалл! — со страстью воскликнул Берроуз. — Я смогу написать целую книгу о женских костюмах и прическах этого периода! Получится биография древней индианки!

— Будь они прокляты! — резко перебил его Эпсли. — Они воспользовались эмоциями ребенка, чтобы сопоставить их с мечтами о раннем браке, и… и… будь они прокляты! Они злорадствовали над всем ужасным в человеческой жизни, подчеркивая контраст между мечтами и реальностью! Я бы хотел разбить эту проклятую штуку! Я бы…

— Но вы упустили главное, — все тем же напряженным голосом проговорил Маршалл. — Послушайте меня, коллеги. Мы не можем взять три измерения и дать им перспективу четвертого, поскольку не знаем, с какой точки смотреть. Но тот, кто это сделал, нашел способ! Разве вам не приходило в голову, что законы перспективы открыты после того, как изобрели камеру-обскуру?

Когда художники увидели перспективу, они сумели ее нарисовать! И если вы немного поразмыслите, то поймете, что смотрите на эту индианку не сбоку, снизу, сзади, спереди или сверху. Вы смотрите на нее во времени! На все периоды ее жизни одновременно! Вы видите ее из четвертого измерения! Но как, черт подери, они это сделали?

Наступила тишина. Маршалл выключил фонарь. Эпсли последовал его примеру. Берроуз неохотно направил луч на дверной проем, чтобы они могли вернуться обратно.

Пеоны собрались снаружи. Часть из них расчищала вход. Остальные откровенно бездельничали. У них не было работы, а изображения внутри холма смутили их, поэтому они поспешили вернуться на свежий воздух. Маршалл кивнул.

— Я не хочу тревожить эти груды ржавчины, — отрывисто сказал он. — Наверняка в теории существует возможность вернуть им прежнюю форму — но для этого потребуется техника, которую еще не изобрели. Давайте вернемся в лагерь и все обдумаем.

Он отдал соответствующие приказы. Пеоны закидали лианами и землей вход в курган. Крупные животные не смогут забраться внутрь, а змеи и другие ползучие существа обитали там и раньше. Затем пеоны вслед за учеными вернулись в лагерь.

Когда они подошли к берегу озера, Маршалл неожиданно сказал:

— Камера-обскура преобразовывала трехмерные объекты в двумерные с помощью перспективы, после чего художники сумели повторить этот фокус. Вероятно, незнакомые нам существа умели зрительно переводить четыре измерения в три! Теперь я напуган не меньше, чем ты, Эпсли! Эти дьяволы были цивилизованными! Они делали сталь, превосходящую по качеству наши сплавы, а их искусство… Прежде чем ты научишься изображать четырехмерные картины в перспективе трехмерных, необходимо овладеть всеми четырьмя измерениями!