Мертвые собаки - [4]

Может быть, ты помнишь её, Трофимовна? Валя Куимова! Ну та, что у Ивана Воробьёва вторичку обвязывала?.. Вот, вот, из монтажа! С её фигурой не на сцене выступать, а в кабаке вышибалой подрабатывать или, в лучшем случае, вагоны разгружать! А вот голос у неё такой редкой красоты, такой чистоты, и такой силы, какого я ни до, ни после того никогда не слышал! Исполнила она какой–то старинный романс, весь зал взвыл от восторга, спела ещё, рёв, как на стадионе! И тут кто–то вспомнил про тот злосчастный букет! Отыскали его и пошёл он по рукам до самой сцены! И эта минута, Трофимовна, — Безродный многозначительно поднял вверх указательный палец, — поставила огромную точку на всей моей дальнейшей карьере.

Безродный вновь углубился в свои анкеты, а Трофимовна опять приступила к красочному описанию прелестей природы в окрестностях города Чернобыля.

— Трофимовна, а что мне в графе «социальное происхождение» написать? — перебил Безродный рассказчицу, — Я в детском доме вырос и когда заполняю эту проклятую графу, то по семь потов испускаю!

— Да пишите то, что вам вздумается! — отмахнулась от него инспекторша. Она была недовольна, что её прервали на самом интересном, по её мнению, месте. — Кому они, эти анкеты, нужны? Кто их когда–либо читал?

— Э–э–э! — запротестовал Безродный, — не говорите так, те, для кого мы их пишем, те их и читают! Вот когда мы в детском доме в комсомол вступали, то один наш одноклассник в графе «социальное происхождение» «заключенный» написал! Он действительно в женском лагере для политзаключенных родился! Мы все ему и так, и этак, пиши мол «рабочий», дурила ты этакий! Мы–то все написали, что из рабочих семей произошли, хотя почти никто своего родства не помнил, а он упёрся: «заключённый» и всё тут. Стыдно сейчас об этом вспомнить, но мы тогда тому парнишке «тёмную» устроили! А за что мы его тогда толпою избили? А только за то, что он честнее всех нас и потому выше всех нас оказался! В комсомол его, конечно, не приняли, куда ему было с такою анкетою? А тут как раз в наш детдом разнарядка пришла, столько–то, мол, отправить! И чтобы тот парнишка показатель по союзной молодёжи не портил, определили его в колонию для трудновоспитуемых подростков! Так и пошёл он по этапам из одной тюрьмы в другую, хотя кроток был как овечка! Ладно, пишу «рабочий», пролетарий значит! А в графе «партийность», «сочувствующий» напишу, то есть сочувствую, значит тем, кто на партсобраниях геморрой себе насиживает!

— Так вы беспартийный? — удивилась Трофимовна, — Как же вам тогда удалось дослужиться до такой высокой должности? У нас ведь как? Ежели нет у тебя красной книжки в кармане, то будь у тебя хоть семь пядей во лбу, твоё место в свинарнике хрюкать!

— Это вы, Трофимовна, зря! Во всех правилах есть исключения. Я работал в Московском наладочном управлении. Работы мы свои по всей Европейской части СССР вели. А организовали то управление несколько евреев: Мирумян, Давинсон и Якобсон. Сами они люди учёные, авторы многих технических разработок. Отбор кадров для нашей фирмы проходил очень сложно. Из десятка выпускников институтов лишь только один у нас и задерживался. Потому что кроме технических знаний, наладка ещё требовала и наличие аналитического ума. А вот этого никакие вузы никому не дадут. Поэтому каждого наладчика, кто задержался в нашей фирме более чем на три года, наши начальнички, как своих детей любили. Впрочем, и мы их тоже за своих родителей почитали. Они, конечно же, партийные билеты имели, не без того, а вот нас к вступлению в партию не принуждали. Приедет какая–нибудь комиссия, замечание напишет, что инженерный состав почти весь беспартийный, наши начальники проведут с нами скучную беседу для галочки в отчёте, да на том всё дело и заканчивалось. Наши светлые головы слишком дорого ценились, чтобы разогнать нас, и ни у кого на то рука не поднималась. Поэтому с нашей беспартийностью как–то все смирились и смотрели на то сквозь пальцы.

Но наверное, нельзя так прямо говорить, что я беспартийный, потому что каждый из нас партийную идеологию, ещё барахтаясь в пелёнках, познал! А у меня даже была такая возможность, чтобы высшее партийное образование получить! Так что я скорее полупартийный получаюсь!

Встретив заинтересованный взгляд Трофимовны, Безродный продолжил:

— По направлению я сначала в город Комсомольск–на–Амуре попал, а там одни войска да военные заводы! В одну военную организацию меня инженером–электриком и определили! А в том городе университет марксизма–ленинизма функционирует! Слушателей туда строго по разнарядке назначают, ну и нас обязали двоих поставить! В организации той одни старики работают! А из молодых я да ещё один инженер тоже по направлению там службу нёс! Вызвал нас начальник, бумаги вручил, кругом, шагом марш! Заглянули в кассу, по этому случаю нам профсоюз по десятке выделил, и пошли мы высшее партийное образование получать! Дорога наша мимо рынка проходила, а на рынке том армяне домашним вином торговали! Пройти мимо и не отметиться, когда в карманах червонцы похрустывают, мы посчитали форменным кощунством! Заглянули туда на минутку, а вышли только утром! И вышли не из стен университета, и не из ворот рынка, а из вытрезвителя! Милиция в тот день квартальный план по пьяницам выполняла, ну нас и повязали для статистики! На этом всё моё партийное образование и окончилось!