Мертвые головы - [19]

— Пушкин и Гоголь — один период, Достоевский и Толстой — другой. Здесь ты зарапортовался, братец, — улыбнулся Хлебосолов.

— Не в этом дело. Я веду речь о том, что "настоящие" писатели напрочь не желают творческого соревнования, оно их просто страшит. На съезде сибирских писателей в Красноярске они постановили ходатайствовать перед Правительством, чтобы на книги зарубежных авторов ввели повышенный налог. Как будто это автомобили! Зачем АвтоВАЗу улучшать качество "Жигулей", достаточно добиться огромной разницы в ценах и не за счет понижения себестоимости, а путем налогового протекционизма!

— Куда деваться…

— Это в промышленности. Но в литературе! Взять и заведомо расписаться в собственной неполноценности! Кто только такое придумал! Речь и не идет о том, чтобы писать так, чтобы читатель гонялся за твоими книгами. Зачем? Лучше создать определенный вакуум, вытеснить иностранцев, "детективщиков", всех, кому в свое время не посчастливилось попасть в обойму. Тогда получится эффект, известный под названием "на безрыбье и рак рыба", и снова с продажей "нормальной" литературы все будет замечательно. Но это предположение — огромная ошибка!

— Да сядь ты, не бегай!

— И ошибка вот в чем, — перестав метаться по комнате и усевшись за стол, продолжал Доломанов. — Беда не в том, что народ не читает их, "идейно выверенных" авторов. Беда в том, что народ вообще не читает. Посмотри на тиражи книг. Они упали в десятки раз. А журналы? Вообще убогое зрелище! Надо же, краевая администрация оплатила тираж "Нашего современника", чтобы они тиснули у себя нескольких наших авторов. И у зарубежников, и у "детективщиков" в массе своей тиражи мизерные по сравнению с теми, что были в прошлом…

— Телевидение, видео… Падение доходов…

— И так далее. Я сейчас не о причинах. Следствие налицо — читательский спрос ужался как "шагреневая кожа". Есть еще слабая надежда, что дело именно в спросе, то есть в покупательской способности, а не в интересе: насколько я знаю, библиотеки переполнены. И с какой стати литература — это нечто скучное и тягомотное, а захватывающее и интересное — китч, поделка? Мне всегда в возражение этим снобам хочется привести одну аналогию… За неимением в данный момент подходящих "снобов", приведи ее мне. "Белое солнце пустыни" и фильмы Сокурова — что лучше?

— Это разные вещи.

— Во! Это разные вещи. У Сокурова есть почитатели, их ничтожно мало, но они есть. А у "Белого солнца" огромная зрительская аудитория, всенародная любовь и долгая, если не вечная, жизнь на экране. Сокуров — это серьезное кино, а Сухов с Верещагиным — развлекательное. Ну и что? Разве правомерно противопоставлять эти два явления? Зритель у Сокурова более… квалифицированный что ли? Ну и счастья ему. А космонавты перед полетом все-таки смотрят не его фильмы, не Тарковского, не Муратовой и не Феллини. И черта ли мне лысого с того, что кто-то где-то решил, что "Жертвоприношение" и "Репетиция оркестра" — это "настоящее" кино. А для меня это скучища зевотная. Дайте-ка мне Захарова, Говорухина и Гайдая. Почему я должен руководствоваться чьими-то вкусами? То же и в литературе. Маркес — прижизненный классик и культовая фигура. Ах, Маркес, ах, Габриэль! Ах, "Полковнику никто не пишет"! Ты читал Маркеса?

— Кое-что.

— Ну и как тебе?

— Как ты говоришь, скука зевотная.

— Крамольное заявление! Раз где-то решили, что Маркес — это круто, ты должен везде заявлять, что упиваешься им.

— Ничего я не должен, — закуривая, возразил Хлебосолов.

— Дай и мне, — попросил Авдей. Вообще-то он не курил, лишь когда выпивал, позволял себе сигарету-другую.

— Держи.

— Так вот, — затянувшись пару раз, продолжал Доломанов. — Чем же труд "детективщиков" отличается от труда "настоящего" писателя? Разве его не терзают муки творчества, разве у него не такое же отношение к слову, разве его герои не обретают самостоятельной жизни и не влекут сюжет в сторону от задуманного? Или он может позволить себе большую небрежность в отношении языка? Или он не придерживается тех же правил, что и классик? — Я имею в виду, что произведение его должно быть оригинальным и самобытным, фабула логичной и цельной и так далее.

— Мне кажется, что те, против кого ты направляешь свою гневную филиппику, именно так и считают: что прилавки сегодня переполнены примитивными книжонками, смастряченными плохим русским языком, попросту неграмотно, сюжеты их являются лишь вариациями одной сексуально-зубодробительной болванки, и вся эта ситуация нивелирует искусство и снижает планку читательского вкуса.

— Хорошо. Но отсюда возникает вопрос: может быть все-таки дело не в том — "что", а дело в том — "как"? При чем здесь "детективщики"? А что, деревенщики не пишут говна? Радетели за чистоту российской литературы не пишут говна? Да девяносто процентов. И в детективном жанре те же пропорции. И там есть образчики высокой литературы, а есть дермецо на уровне комиксов…

— Ну-ка примеры высокой литературы? — гася сигарету, произнес Кирилл.

— Пожалуйста. "Макбет" Шекспира. "Дубровский" Пушкина, пусть и не детективная вещь в чистом виде, но разбойничий роман тоже можно причислить к этому ряду. "Преступление и наказание" Достоевского, типичный психологический детектив. "Воскресение" Толстого. А если брать западную литературу, можно составить огромный список от Гюго и Бальзака до Хейли и Дюрренматта, от Акутагавы и Моэма до Пристли и Грина. Да разве всех перечислишь!