Ворона каркала с надсадным хрипом. Оседлав вершину высоченного тополя возле роскошного бревенчатого дома с красной черепичной крышей, матерая птица будто задалась целью во что бы то ни стало взбудоражить тихую улочку. В соседнем приусадебном огородике пенсионерка Анфиса Васильевна Мокрецова заканчивала посадку лука. Надоедливое карканье раздражало. Анфиса Васильевна выпрямилась над грядкой и тыльной стороной ладони потерла затекшую поясницу. Уставив сердитый взгляд на горластую нарушительницу весеннего покоя, громко крикнула:
– Кыш-ш-ш, паскудница!
Ворона притихла, удивленно скосила глаз на худощавую пожилую женщину в блеклом платьице и как ни в чем не бывало опять затянула нудный концерт.
– Вот привязалась, противная, – досадливо вздохнула Анфиса Васильевна, взяла с грядки горсточку земли и угрожающе замахнулась: – Кому говорю, кыш-ш-ш! Щас огрею!
Птица, взмахнув крыльями, нехотя взлетела с тополя. Немного покружив, ворона хотела пристроиться на засохшую макушку сосны у дома участкового инспектора милиции Дубкова, но словно чего-то испугалась и полетела к опушке густого бора в конце улицы.
Мокрецова принялась за прерванную работу, однако бодрое с утра настроение пенсионерки после вороньего «концерта» поникло. Навалилась непонятная тревога. Анфиса Васильевна хотя и не была суеверной, но в некоторые народные приметы верила. Вспомнив, что ворона уже не первый день облюбовала соседский тополь, Мокрецова с горечью подумала: «Не к добру это карканье. Ох, не к добру».
Упрятав в прогретую майским солнцем землю последнюю луковицу, Анфиса Васильевна полюбовалась на загляденье ровной грядочкой. Время приближалось к обеду. Подошла пора кормить гостившего вторую неделю шестилетнего внука Кирилку, да и самой захотелось основательно перекусить после раннего завтрака на скорую руку.
Небольшой пятистенник Мокрецовой по сравнению с соседним домом казался дачной хижиной. Анфиса Васильевна по привычке оставила у крыльца калоши, скрипнув половицами в сенях, босиком прошла в кухню и на газовой плите принялась варить внуку манную кашу. В комнате работал телевизор. Кирилка с дружком-одногодкой Алешей – внуком участкового Дубкова – молча смотрели какую-то передачу.
– Кир, смотри, смотри, – неожиданно заговорил Алеша. – Дядя с тетей целуются…
– Ты что, Леха, это же секс, – авторитетно ответил Кирилка.
Мокрецова торопливо заглянула в комнату – не смотрят ли мальчишки какую-либо современную вольность, которую раньше не только до шестнадцати лет, но и после шестидесяти смотреть запрещалось? На цветном экране холеная заморская красавица и слащаво приглаженный атлет рекламировали освежающую дыхание жвачку.
– Ты от кого такое слово узнал? – строго спросила внука Анфиса Васильевна.
– От телека, – зыркнув озорными глазенками, мигом ответил тот. – А что, бабуля?
– Ничего. Употреблять надо те слова, смысл которых знаешь.
– Я все знаю.
– Хвастун. Пойдем кушать манную кашу.
Кирилка насупился:
– Не хочу. Каша да каша. У меня зубы к курице привыкли.
– Не привередничай. Вчера приготовила курицу – ты каши запросил. Сегодня сварила кашу – тебе курицу подавай. Прошлым летом не такой был. Испортился за зиму у родителей.
– Мама говорит, что я испорченным родился.
– Надо исправляться.
– Надо, конечно, но не хочется.
– Почему?
– Жизнь веселая пошла.
– Тебя не переговоришь.
– Нет. У меня ведь тоже есть право на свободу слова.
– Ну надо же!..
– А я люблю манную кашу, – будто между делом, вклинился в разговор Алеша.
– Молодец, Алешенька, – похвалила Анфиса Васильевна. – Пойдем, мой мальчик, к столу. Пусть этот привереда у телевизора голодает.
– Не буду я телевизионную голодовку объявлять, – опять насупился Кирилка. – Если захочу, Леха за мной не угонится.
– Вот и захоти, пока не поздно. Ну-ка, быстренько мойте руки да – за стол.
Когда мальчишки наперегонки управились с кашей, Анфиса Васильевна налила им по чашке чая, достала из буфета батончик импортного шоколада и разделила пополам.
– Лучшее средство утолить голод – это «Сникерс»! – Кирилка радостно потер ладони. Хитро посмотрев на бабушку, спросил: – Бабуля, знаешь, кого я обожаю больше «Сникерса»?..
– Кого?
– Нашу соседку, Вику Солнышкину. Красота ее с ума меня свела.
– Эвон куда хватил! Соседка уже первый курс в медицинском училище заканчивает, а ты еще под стол пешком ходишь.
– Вика говорит, ничего страшного. Она дождется, когда вырасту большим, и сразу на мне женится. И каждый день будет кормить «Сникерсом». По целой шоколадке станет давать. Не так, как ты отрезаешь по кусочку на три буквы. Мы с ней уже сексом занимались.
– Чего плетешь?!
– Ничего не плету. Когда сказал Вике, насколько сильно ее обожаю, она до безумия обрадовалась и в макушку меня поцеловала.
– Кирилл… – Анфиса Васильевна присела на стул рядом со внуком. – Дай честное слово, что больше ни с кем не будешь говорить на эту нехорошую тему.
Внук отрицательно покрутил головой:
– Не могу, бабуля. Россия обалдела от сплошной политики да секса.
– Кто тебе такую чушь сказал?
– Папа говорил мамуле: «Вот жизнь веселая пошла! И в газетах, и по телеку – сплошная политика да секс. Обалдела Россия».
