Мертвые души. Том 3 - [13]

Надежда Павловна, бывшая в столовой, расцвела при виде вошедшего в комнату Павла Ивановича приветливою, милою улыбкою. Чело ея уж не хранило следов той печали, что блуждала по нему прошедшим вечером. Напротив – глаза ея светились дружелюбным радостным светом, отчего Чичиков снова почуял под сердцем шевеления давешнего щекотного червячка.

«А она хороша! Право – хороша! Воистину, просто красавица!», — подумал он, проходя приложиться к ея ручке.

Затянувши, отчасти сию процедуру, он не без удовольствия заметил, как на щеках хозяйки вспыхнул румянец, а на шейке забилась синяя жилка, так хорошо видная под белою кожей. Он хотел, было сесть супротив неё, по другую сторону стола, как того требовали приличия, но Надежда Павловна, без колебаний усадила его на самом почетном месте, сама, оказавшись по правую от него руку, куда расторопною Дуняшею тут же и переставлен был ея прибор. Этот жест, произведенный хозяйкою, показался Чичикову необыкновенно домашним, по—семейному тёплым и простым. Да к тому же в нём словно бы сокрыто было ещё и некое обещание, от чего сердце Павла Ивановича тут же накрыло тёплой волною, и приятною ломотою заломило где—то внизу живота.

Завтрак, предложенный ему Надеждой Павловною, был прост, свеж и обилен. Тут присутствовали и горячие, промасленные блины, и оладьи утопающие в сметане, и творог — наведённый с мёдом, и яйца, сваренные вкрутую, и холодная телятина, запечённая в какую то заманчивую корочку – нарезанная толстыми сочными ломтями, и только что изжаренныя курицы, по которым пузырилось, стекая на блюдо желтое масло. Помимо всего сказанного, стоял на столе кувшин тёплого молока, плошки полные мёду с домашней пасеки, а наместо хлеба выступали добрыя, пушистыя шанежки да нежныя ватрушки.

— Как спалось вам на новом месте, любезный Павел Иванович? — осведомилась Надежда Павловна с тем, чтобы завесть разговор.

На что Чичиков состроивши значительную мину, отвечал, что уснуть не мог долго, по причине многого им увиденного и услышанного вчерашним вечером, от того и возникнули в голове и сердце его многия мысли не дававшие ему покою.

— Одна лишь история, касающаяся гибели глубокоуважаемого Александра Ивановича – достойна пера романиста, не говоря уж об ином, — не сменяя глубокомысленной задумчивости на челе, проговорил он.

На что Надежда Павловна отвечала печальным склонением головки и не менее печальным же вздохом, правда ныне не сопровождаемым уж промакиванием глаз.

Однако вздохи, вздохами, а природа брала своё. И здоровые желудки наших героев требовали заполнить их едою, столь заманчиво глядящею со стола. Посему, не откладывая сего дела в долгий ящик, они сполна отдали свой долг каждому из блюд, и Чичиков всё испробовавши, нашёл все кушанья чрезвычайно вкусными и питательными.

В продолжение, завтрака последовало ещё одно событие, сколь неожиданное, столь для Чичикова и приятное. Отдавая некое распоряжение Дуняше, Надежда Павловна, несколько неловко повернувшись всем своим статным корпусом влево, невзначай коснулась под столом своим бедром до его коленка. Прикосновение сие было мимолетным, длилось всего лишь одно счастливое мгновение, но и его достало для того, чтобы Чичиков едва не подавился плохо прожеванным им куском телятины. Именно этот имевший место казус, впрочем, как кажется не замеченный самою Надеждою Павловною, и вызвал в нашем герое окончательное решение оставаться в Кусочкине сколько возможно долго.

Разговор же протекавший тем временем за завтраком был полон светского, любезного тону и был, как надо думать, интересен обоим. Главным предметом его, как—то само собою сделалось имение Надежды Павловны, её хозяйство, вот посему—то и было решено, что отдохнувши после завтрака часок – другой, выберутся они на прогулку с тем, чтобы Чичиков своими глазами мог оценить то весьма приличное приданное, что могла при случае дать за собою прекрасная молодая вдовушка. Засим Надежда Павловна проследовала в свои комнаты, предоставивши Павлу Ивановичу полную свободу действий, коей он и не преминул воспользоваться. Для начала решил он ревизовать господский дом, где ему только и были, что знакомы гостиная со столовой да сени, выключая, конечно же, комнату, отведенную ему под ночлег.

Вот почему и принялся он, заложивши руки за спину, путешествовать по коридорам деловою походкою и с тем видом знатока, с каковым многия из наших соотечественников прогуливаются по самым примечательным местам, самых известных мировых столиц — то есть выражая во челе своем самое скрупулёзное внимание ко всякому пустяку. Путешествие сие привело Павла Ивановича в скором времени в людскую – весьма просторную и опрятную, посреди которой на добела выскобленном столе покоился медный, на полтора ведра самовар. Среди дворовых и челяди сидящих вкруг стола увидал он и своих, затесавшихся Петрушку с Селифаном. Петрушка, важничая, вёл о чём—то разговор с крупным при окладистой бороде мужиком, а Селифан сидел уж порядком осоловевший, поклевывая в стол сизым своим носом.

Чичиков не стал долго останавливаться на людской и проследовал далее. А далее направо и налево по коридору пошли комнаты — которыя из них были замкнуты, которыя – отворены. В них то и заглядывал пытливый наш путешественник. И виденное, надо думать, потрафляло изысканному его вкусу, потому, как в лице его сохранялось выражение спокойного довольства. Наведался он и в кладовые, сделавши ревизию припасам, где ровные ряды колбас и ветчин под потолком да полки заставленныя соленьями да вареньями порадовали его своею обильностью. Кухня встретила его жарким отсветом плиты, шкворчанием и бульканьем уж готовящихся к обеду блюд, заманчивыми запахами да звоном кастрюль и сковородок, что тоже пришлось ему по душе. Покончивши с осмотром хозяйственной части дома, Чичиков проследовал туда, где по его расчетам должен был располагаться кабинет усопшего Кусочкина. И надо отметить — расчёт его оказался верным. Он безо всякого труда отыскал нужную ему дверь.