Мертвые души. Том 3 - [11]

Шрифт
Интервал

— Воистину так! Всё, что не совершается Господом нашим – всё нам на благо и ко спасению нашей души. Сие видно даже и из того, что у вас нынче не в пример прежнему прибавится забот. Ведь это страшно подумать – всё имение ляжет на ваши плечи, — сказал Чичиков, с заботою поглядевши на заманчивыя плечи хозяйки.

На что Надежда Павловна, махнувши рукою, отвечала:

— А оно и без того вёе на моих плечах и лежало. Александр Иванович были натура мечтательная. В хозяйстве они мало знали толку, вот и приходилось мне самой во все тонкости вникать…

— Но позвольте, ведь всегда возможно, в таковом случае нанять управляющего! — с некоторым даже задором произнес Чичиков, верно желая показать своё неравнодушие к тем заботам, что обременяли пышныя плечи Надежды Павловны.

— Оно, конечно же, так, но с другой стороны, не желательно доверять имение постороннему человеку. Даром что ли говорят, что управляющие все воры, — отвечала Надежда Павловна.

— Позвольте однако ж полюбопытствовать, — не удержался Чичиков, вовсе не замечая того, что его словно бы подвели ко сделанному им вопросу, — но ежели, вы, уважаемая Надежда Павловна изволили заговорить об имении, то каково оно у вас – велико ли, мало?...

— Ну не то сказать, что велико, но и малым его тоже не назовешь. Полтораста душ крестьян. Да винокурня своя, да два года назад меленку поставила, так что ещё и с окрест приезжают муку молоть. Да рожь с пшеницею сеяла, тому же Троехвостову да прочим купцам продавала. Под пашнею у меня более тысячи десятин, да лес еловый – вы знать сами его могли видеть, когда подъезжали; большой надо вам сказать лес. Так что при случае и лесом торгую. Ещё два пруда у меня рыбных, да река…, — принялась перечислять Надежда Павловна. — Да ежели вам сие интересно, то я готова вам всё показать. Ведь и то приятно, чтобы на имение кто знающий, мужеским глазом поглядел. Может статься, и увидите где, какой недочёт. Подскажите, как поправить получше.

— Я с превеликим удовольствием, матушка! Я страсть, какой до всего этого охотник. По мне лучшего времяпрепровождения не сыскать, как поглядеть на хорошо налаженное хозяйство. Тут всегда поучиться хорошему можно, что—либо и себе перенять, — сказал Чичиков очень довольный тем, что довелось ему услыхать об имении Надежды Павловны.

— А вы, Павел Иванович, часом, не помещик ли сами будете? Или же всё служите ещё? Я признаться не вполне поняла – какой на вас чин?— спросила Надежда Павловна.

— Коллежский советник, голубушка. Но более уж не служу. Тоже надобно хозяйством заниматься. А то крестьян, видите ли, много, а селить негде, вот и задумал я провесть переселение в Херсонскую губернию. Да хлопотно больно сие переселение, одних бумаг кипы уж набрались, конца—краю всё не видно, — посетовал Чичиков.

— Сколько же это должно быть у вас крестьян, Павел Иванович, ежели их вам и селить некуда?— с нескрываемым интересом спросила Надежда Павловна.

— Тысяча душ, голубушка! Тысяча душ! — дважды произнес Чичиков заветное для себя число, как видно для большего эффекту, но эффект и без того был немалый.

Разрумянившееся от приятной беседы личико хозяйки, разрумянилось тут ещё более, так, что по щекам ея разве, что не зацвели красныя пятны, а глаза уж блистали не прихлынувшими было к ним вновь слезами, а иным, неизвестным ещё доселе науке веществом, что заставляет сиять и светиться женския очи ежели только бывает, встречаем достойный до их внимания муж.

Что ж, господа, так уж устроен белый свет, что любой, и каждый радеет о своей пользе. И коли оно так не нами заведено, то, может быть, и не пристало нам судить о том – хорошо ли сие, либо худо, а то и вовсе никуда не годится. Хотя признаться порою и грустно бывает, друзья мои, оттого, что подобное происходит с нами, из века в век. Приходит поколение, уходит поколение, а ничего не меняется. Всё остаётся, как и прежде, и даже самая малая амёба, видная лишь сквозь, по самой последней научной моде сочинённый, мелкоскоп, суетится и снуёт по сторонам своей лужи, верно почитаемой ею за вселенную, заботясь лишь о том, как бы поболее ухватить сегодня, сейчас, крохотными своими ручонками, или же чем—то, что дано ей Богом наместо оных, так словно век её не мерян, словно жить ей вечно, вечно же забивая амёбий свой животик желанной и драгоценной для нея пакостью, какою кишит всякая лужа на скотном дворе.

«Миллионщик! Безо всякого сомнения – миллионщик!», — подумала Надежда Павловна, скользнувши рассеянным взглядом по портрету с «утиным» рыльцем. – «Эх! Расселить бы их всех здесь! И то дело – места хватит, а не хватит, так можно и землицы прикупить. Вот было бы хорошо!»

— А где же нынче содержатся ваши крестьяне? — полюбопытствовала она, строя во чертах лица своего искреннюю заботу, как в отношении крестьян, коим предстояло столь долгое и опасное переселение, так и в отношении нашего героя, находящегося во власти такового грандиозного предприятия, на которое мало кто может отважиться, потому, как на него, порою, уходят годы и годы жизни.

— В северных наших губерниях, — соврал Чичиков, — но сами изволите видеть, климат там суров, хлебопашествовать сложно. А на одних рыбных да лесных промыслах таковую орду не удержать. Вот и решился – на переселение.


Еще от автора Юрий Арамович Авакян
Мертвые души. Том 2

Том второй, написанный Николаем Васильевичем Гоголем, им же сожжённый, вновь воссозданный Юрием Арамовичем Авакяном и включающий полный текст глав, счастливо избежавших пламени.


Рекомендуем почитать
Время ангелов

В романе "Время ангелов" (1962) не существует расстояний и границ. Горные хребты водуазского края становятся ледяными крыльями ангелов, поддерживающих скуфью-небо. Плеск волн сливается с мерным шумом их мощных крыльев. Ангелы, бросающиеся в озеро Леман, руки вперед, рот открыт от испуга, видны в лучах заката. Листья кружатся на деревенской улице не от дуновения ветра, а вокруг палочки в ангельских руках. Благоухает трава, растущая между огромными валунами. Траектории полета ос и стрекоз сопоставимы с эллипсами и кругами движения далеких планет.


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.