Мертвая вода - [7]

Шрифт
Интервал

Самурай падет от руки гейши,
что яду в чай подмешала.
Так и мы, ожирев от успехов,
расслабились на привале.
Но те, кто устал от нашего смеха, —
они не спали.
Интернет становился все более скоростным,
на биржах кричали о стабильном росте,
но сбывались дурные сны:
хозяев теснили гости.
Они приходили с миром, просили о помощи,
обещали закон соблюдать, исправно платить
                                   налоги;
продавали нам тухлые овощи
и наркотики… Что в итоге?
Облачались в джинсу, напяливали штиблеты
                                  стильные,
стараясь походить на местное население.
Тут им и кров, и ссуды обильные —
по ишачьему велению.
Искали изъяны в броне государственной машины,
как старатели — золото в жиже вымоин;
постепенно становились несокрушимы…
Что скажете, толерантные вы мои?
II
Штаты расплачиваются за рабство, Россия за
                          «имперские амбиции»,
может, это и правильно, если бы не одно «но», —
за ним, как скажут французы, не покривив лицами,
спрячется весь Париж, включая «Эйфеля» и самое дно.
Не от обжорства погибла Империя Римская,
не христианство вбило в грудь ей кол осиновый,
начиналось с того, что пришлые, по инстанциям
                          рыская,
получали гражданство — самодовольные, спесивые.
И вчерашний раб и враг озлобленный
всеми путями шел до Рима.
Но кривоногие гоблины —
не пилигримы.
Бойтесь чужаков, в города входящих:
они заразят вас неведомой корью,
придушат уставших, прирежут спящих,
а потом напишут свою историю.
Прежде восхищались героями,
ценили доблесть, отвагу.
Теперь же себе яму роем и
вырыли до размеров гигантского оврага:
«Красные кресты», миссии гуманитарные —
тошно от этой нелепой возни.
Правозащитник — шалава базарная —
пулю глотни.
Теперь мы кругом виноваты,
ибо имели неосторожность такую —
помогать, не зная, чем это чревато,
не думая, что со временем нас атакуют.
Бремя белых обратилось проклятием,
расплачиваться даже детям.
Не кажется ли, братие,
что придется ярмо надеть нам?
III
Не за горами Великий Исход,
погодите еще чуть-чуть,
и по шиферу неба, по пластику вод —
в добрый путь!
Побежим позорно, в чине ли, в ранге ли,
потащим добро — на горбу или волоком,
вот тогда станет ясно, о чем трубили архангелы
и по ком звонил колокол.
Предков могилы будут осквернены,
святыни разграблены,
Какие, к чертям, границы страны,
если ложки держим как сабли мы?
Хозяева новые вихрем гниения
протянут хищные руки.
Что им до наших гениев,
до науки?
Что им до наших обычаев
и жизни уклада?
Кому и сырые яйца бычьи
вкусней мармелада.
Спи, Ватикан, берущий на лапу,
отречешься не раз, не три и не пять,
проснувшись однажды, увидишь — сам Папа
вниз головой распят,
а вокруг завывают победно
адепты иной религии…
Давненько не было бед, но
доигрались до низшей лиги.
IV
И куда податься? Везде одно.
Спасайся еще, кто может,
забирайся в чащи, ложись на дно,
пачкай глиной белую кожу.
Никому не верь, никого не знай,
никуда не лезь прежде срока.
Мы еще найдем сокровенный край,
пусть и нет среди нас пророков.
Говорят, что там, на другом конце
пресловутого шара земного,
содрогнулись, услышав весь наш концерт,
и — ни слова.
Хорошо им там, где нас нет и нет,
ничего, как-нибудь своим ходом…
Но увидим самый спокойный рассвет,
и песок, и лазурную воду.
Там кенгуру и таинственные утконосы…
Прежде было смешно, а теперь — быть бы живу.
Никто не решит за нас все вопросы,
но и не страусы создают боевую дружину.
И нюхнувшие пороху — мы —
станем теми, на ком и удержится
от нелепой сумы, от недолгой тюрьмы
страна-громовержица.
Мудрую кровь вливая
в молодые мехи,
будем помнить вкус каравая,
родные стихи.
Новое житье —
пускай глубокие корни.
Много земли — все здесь твое;
не будь лишь трусливым, покорным.
Помни века удар,
что ты пережил!
Бежать отсюда некуда —
на ножи.
V

Здравствуй, Австралия, цветущая страна.

Славься, последний форпост свободы.

По морям, островам, по трущобам сна

собирай народы.


Приюти последних из тех, кто был

покорителем дикого сброда,

кто по счастью пока не отправлен в распыл,

кто не съеден и в рабство не продан.

Это мы, это мы присягаем тебе —
образцы уникального вида.
Будь нам матерью новой, арийский Тибет,
современная Атлантида.
Недалек этот день — ты узнаешь его —
к берегам подкрадется армада,
и гортанный призыв нападающего
возвестит о начале джихада.
И поймешь тогда, лиха фунт почем,
перед миром другим в одиночку.
Но из нас эту повесть каждый прочел,
так расставим над «i» все точки.
Мы припомним им, не скупясь на отвагу,
как горели Европа, Америка…
Пусть слагает великую южную сагу
тот, кто битву увидит с берега.
И потомок мой, ясноглазый, белый
(мольбу за него в астрал лью),
на крылатой ракете напишет умело:
«За Австралию!»

2006–2008

Вместо послесловия к поэме:

«СТИХАМИ — ПО ГЛОБАЛЬНОМУ КЛИМАТИЧЕСКОМУ ПОТЕПЛЕНИЮ!

Лучшие русские поэты озаботились судьбой Австралии

В клубе «Билингва» состоялся первый московский фестиваль австралийской поэзии «Антиподы». Прямая связь между Москвой и Сиднеем осуществлялась через интернет-конференцию…

Организаторами было заявлено, что «лучшие русские поэты специально для австралийских слушателей прочитают свои стихи о стране, в которой они никогда не были». Австралийцы, как оказалось, тоже не лыком шиты. Они выставили своих «лучших», изумив Всеволода Емелина, обронившего фразу, что «там одни индусы, арабы и азиаты»…


Еще от автора Игорь Викторович Панин
101 разговор с Игорем Паниным

В книгу поэта, критика и журналиста Игоря Панина вошли интервью, публиковавшиеся со второй половины нулевых в «Независимой газете», «Аргументах неделi», «Литературной газете», «Литературной России» и других изданиях. Это беседы Панина с видными прозаиками, поэтами, критиками, издателями, главредами журналов и газет. Среди его собеседников люди самых разных взглядов, литературных течений и возрастных групп: Захар Прилепин и Виктор Ерофеев, Сергей Шаргунов и Александр Кабаков, Дмитрий Глуховский и Александр Проханов, Андрей Битов и Валентин Распутин, Эдуард Лимонов и Юрий Бондарев. Помимо этого в книге встречаются и политики (вице-премьер Дмитрий Рогозин), видные деятели кино (Виктор Мережко), телевидения (Олег Попцов)