Мертвая вода - [40]

Ноэми взглянула на разбросанные перед ней на столе подводные снимки, сделанные «Попкорном». Провалившаяся крыша и послужившая входом крошечная щель скоро займут свое место на увешанной снимками стене кабинета.

— Ты действительно уверен в этом погружении?

— Когда ты в шесть утра тараном выбиваешь дверь, ты ведь не знаешь, что тебя ждет, верно? Тогда с какой стати ты считаешь, что имеешь право быть храбрее меня?

— Храбрость — это достоинство. А безрассудство — слабость.

— Тебе остается только наблюдать завтра с лодки, — вызывающе бросил он.

34

Полночь. В Авалоне и в других краях

Светя себе под одеялом карманным фонариком, Лили перелистывала страницы «Бесконечной истории»[36]. Она читала роман уже дважды, но все равно из-за него завтра утром личико у нее снова будет помятое.

Рядом в спальне уснула в объятиях Ромена Амината. Словно заразная болезнь, к ее мужу привязалась бессонница Ноэми. Он вспоминал тот день, когда встречал нового офицера на перроне: тогда ничто не предвещало бури, которую принесла с собой эта парижанка, словно привезла в своих чемоданах.

В гостинице «Парк» Сонар уже упаковал багаж, его вызвали в Париж. Какая-то девчушка прыгнула с моста Искусств и не выплыла на поверхность. Он должен ее найти. Спасение «Попкорна» было тщательно разработано, и утром напарники совершат последнее погружение без Сонара.

Мадам Сольнье увидела, как перед окном прошла Эльза, и теперь, сидя в шезлонге в саду, как старая наследница, принимающая солнечные ванны на Лазурном Берегу, только при свете луны, терпеливо ждала, когда девочка появится снова.

Пьер Валант, чьи обязанности мэра и землевладельца заставляли его трудиться по восемнадцать часов в сутки, еще находился с ветеринаром у себя на ферме, в сарае, — единственный свет посреди многих гектаров его полей.

На пропитанной кровью и околоплодными водами соломенной подстилке только что отелилась одна из его лучших коров, Зора, и теперь отбрасывала дитя сильными ударами копыта. Из опасений, что она до крови искусает теленка, невозможно было приложить его к вымени. Тогда Пьер оперся спиной о загородку пустого бокса, взял в морщинистую руку огромный рожок и, держа детеныша между скрещенными ногами, заменил собой мать. Пока теленку этого вполне хватало. И все же его печальный взгляд, казалось, искал тепло мамы, а мокрая младенческая морда пыталась учуять ее запах, ему было не по себе.

Жюльетта Кастеран прежде не верила в Бога, но он пришел к ней в 1994 году, когда ей стукнуло тридцать пять и у нее украли сына. Андре Кастеран счел, что это неожиданное ханжество всяко лучше антидепрессантов, и не мешал появлению на стенах то тут, то там икон и других божественных картинок, которые вместе с мириадами фотографий маленького Сирила превратили их жилище в поминальную часовню. Не желая жить в мавзолее, Андре выходил из дома на рассвете и возвращался только с наступлением ночи, чаще всего крепко выпив: алкоголь, религиозность или медикаменты способствовали одному и тому же — бегству от прошлого. В тот вечер, раздраженный и напуганный тем, что в озере могут обнаружить еще одно тело, возможно их сына, он, едва держась на ногах, яростно сорвал со стен все фотографии, после чего, не раздеваясь, рухнул на постель. Жюльетта смиренно собрала свои усыпавшие пол скомканные и разорванные в клочья воспоминания, кое-как разгладила, подлатала и принялась снова прикреплять на привычные места. К возвращению Сирила все должно быть в порядке.

Серж Дорен сидел в гостиной, опершись ладонями на деревянную столешницу, и не осмеливался щелкнуть четырехцветной шариковой ручкой. Перед ним лежала открытая папка с похоронными документами. Труднее всего было ответить на три первых вопроса: фамилия — имя — возраст.

Дорен. Алекс. 10 лет. Написать это было просто невозможно.

— Это что? — проходя мимо, спросил Брюно.

— Кое-что, что я сделаю завтра, сынок, — закрыв папку, ответил старик.

Пикассо устроился у ног Ноэми, положив голову ей на колени; таким спокойным он, наверно, не был давным-давно. Ему приснилась воля, и пес принялся дергать лапами, будто бежал куда-то, а затем снова утих. Шастен взяла стоящую на низком столике кружку чая, натянув рукава свитера на пальцы, чтобы не обжечься. Она уже в третий раз пролистывала последние текстовые сообщения, по большей части полученные от членов ее бригады. Хлоя раз в два дня присылала ласковую эсэмэску: на последнюю Ноэми все никак не могла ответить. Глядя назад, исцелиться было невозможно. И все же Ноэми заставила себя написать: «Я тебя не забыла. Просто мне нужно время». Но она не хотела тратить силы, отвечая на остальные сообщения. Адриэль злился на себя. Адриэль извинялся. Адриэль проклинал себя. «Дай мне еще один шанс», — непрестанно канючил он. Десяток сброшенных звонков его не остудили, и он продолжал нелепо настаивать. Ноэми внесла его номер в черный список, чтобы он наконец исчез.

«Попкорн», ожидая помощи, дремал в темноте.

35

«Арес» был вновь поставлен на воду, и бортовой GPS привел их к середине озера, туда, где под водой находился общинный дом. Юго Массе и Лансон не перекинулись ни словом, каждый сосредоточенно занимался своим делом.