«Мерседес» на тротуаре - [22]

— Отчего же, не надо? Позвольте поухаживать. — Без всяких фривольностей застегиваю лифчик. С блузкой, обиженная гостья справляется сама. Почему-то именно сейчас мне приходит в голову, что со всеми моими холостяцкими штучками пора заканчивать. В том числе и с Лидой. Нам бывало неплохо. И даже очень. Но пора признать честно: она не моя женщина, а я не ее мужчина. Хватит морочить голову будущему гению отечественной психоаналитики.

— Отличное пиво. — Стараюсь сгладить возникшую напряженность.

— Ничего. — С деланным равнодушием реагирует Лидочка. Вдруг ее глаза загораются неподдельным интересом. — А откуда у тебя эта оптика? — Она указывает элегантным, холеным пальчиком на, приватизированный мною, подфарник.

— Да, так. Сувенир на память. — Не буду же я ей объяснять, что украл этот предмет у бандитов. И так с экзотикой сегодня явный перебор.

Лидочка, забыв недавнюю обиду, бросается к блестящей стекляшке.

— Андрюша, миленький, подари? А? Я, когда разбогатею, куплю себе Мерседес. А запчасть уже будет. Представляешь. — Она как ребенок крутит подфарник в руках, поглаживает его поверхность ладошкой. Интересно: психологи все такие?

— Бери, конечно. — Я не рассчитываю разбогатеть. Провинциальным журналистам Мерседесы не по карману. К тому же: почему бы ни подарить чужую вещь женщине отправленной в отставку? Что мне жалко, что ли?

— Ой, спасибо. Какой, ты все-таки милашка. — Лидочка прячет подфарник в сумочку и небрежно чмокает меня в губы.

Компьютер и диплом отменила Лидочка, все остальное — я. Через пару часов общения с телевизором мы понимаем, что вечер испорчен, инцидент исчерпан, пора расставаться надолго. Возможно навсегда.

— Ну, я пошла? — Лида еще ждет традиционное в таких случаях: «Куда. На ночь глядя. Не пущу». Но до ночи далеко. Мои Casio Twincept, подарок брата, золотистыми стрелками прилипли к 7.55. У меня нет ни повода, ни желания задерживать гостью далее.

Лида уже натянула блестящие высокие сапоги, когда в дверь позвонили.

— Так бы сразу и сказал, что ждешь другую. — Блестящая реакция. Мгновенное просветление. Момент истины в бесконечности лжи. Как только она догадалась. Впрочем, чего еще ждать от женщины, испорченной Фрейдом. В смысле: изучением его трудов, конечно. Я, в отличии от ревнивой Лидочки, не так убежден, что за дверью притаилась прекрасная незнакомка. Бежать на кухню за топором кажется глупо и нелепо. Но и пускать в квартиру кого попало — вовсе не хочется.

— Кто там? — Когда же я, наконец соберусь и поставлю дверной глазок. Глазок — не роскошь, а средство безопасности.

— Это, мы, я тут, это… — Жду: чего «это он тут». — Почтальон мы.

Ага. Он почтальон, а я идиот. Видел ли я хотя бы одного почтальона после шести вечера. Признаюсь честно: нет. Детский лепет о ночном почтальоне меня не разжалобит. Пусть придумают что-нибудь поумнее.

— Что вы хотите? — С деланным интересом задаю вопрос «почтальону», но к замку даже не прикасаюсь.

— Мы, я это, тут. — За дверью долго совещаются. Видимо решают: сразу мне сказать, чего они хотят, или подождать пока я открою дверь. — Это телеграмма. — Облегченно выдыхает «почтальон».

— Андрей, возьми телеграмму, не мучай человека. — Вступается за несчастного связиста Лидочка.

— Зачитайте через дверь. — Я твердо решил не живым сдаваться. Все равно убьют. Я буду вести игру до конца. Они со своей телеграммой еще около моей квартиры попрыгают. Они мне текст продекламируют вслух и с выражением. Как на детском утреннике: по ролям.

— Нельзя. — Пацаны быстро обучаются. Никакого «мы, тут». Коротко и ясно нельзя. — Расписаться требуется.

Ну, да, купили. Я развесил уши и распахнул дверь.

— Ребята, это квартира. А расписываются в ЗАГСе. Вам адресок подсказать или сами найдете?

— Козел, е. ный, мы сейчас дверь высадим, тебя башкой в унитаз запихаем. Оттуда нам адрес и пробулькаешь. — Грубо, зато честно. А то: «почтальон, телеграмма».

— Классно, ребята. Вы пока с дверью поразвлекайтесь, а я в милицию позвоню. Пусть приедут, полюбуются вашими успехами. — За дверью устраивают экспресс-совещание. Спорят горячо, но не громко. Ход дискуссии из квартиры не разобрать.

— Все. Я боюсь. — С облегчением заявляет Лидочка. — Остаюсь у тебя. Никуда до утра не двинусь.

— Ладно. — Теперь я играю без козырей. Из двух зол надо выбирать меньшее. Превратить мою жилплощадь в приют для Лидочки или в гараж для «джипиков»? Нет, Лидочка лучше. — Оставайся. Я тебе в ванной постелю.

— Что? — почти дипломированный психиатр иногда подрывается на минном поле моих глупых шуток.

— Успокойся. Я пошутил. Я себе в ванной постелю. — Совещание продолжается. Консенсус на лестничной площадке не достигнут. Меня это сильно нервирует. Возвращаться в погреб к гнилой картошке нет никакого желания. Хотя, в данной ситуации, погреб, пожалуй прогноз слишком оптимистичный.

— Может быть, мы сначала вместе в ванну. А потом… — Господи, о чем она думает? Нас сейчас убивать будут. Какие тут планы на потом…?

— Нет. — Жестко рублю я. — Ты видишь перед собой сторонника раздельного питания, тьфу, ты, купания. — Если честно, то мне все равно как купаться. Раздельно или вместе. В данный момент не этим моя голова занята. Я пытаюсь решить: что делать дальше? Положение тупиковое: я не могу выйти из квартиры, они — войти. Двери у меня не стальные, но отличные. Сам делал. С двух сторон обшиты фанерой-десяткой. Открываются на лестничную клетку. Два замка и задвижка — моя дань уважения криминальной России. Такие: ни плечом не вышибешь, ни пулей не пробьешь, ни снарядом. Можно только сжечь. Но уж больно это хлопотное дело: разжигать костер в подъезде жилого дома. Постоянно по лестнице народ шныряет вверх вниз. Третий этаж в пятиэтажном доме… С поджогом моим почтальонам придется ночи ждать. У них шансы на взлом минимальные. И это утешает. Но и мои шансы на благополучное избавление от агрессоров минимальны. В шахматах это называется «пат». А в жизни — ловушка для дураков. Причем дураки и по ту сторону двери и по эту.