Мерлин. Моргана. Артур - [59]

В Авалоне Моргана сразу же по окончании битвы устроила прямо на крепостной стене нечто вроде медицинской залы под спешно установленными навесами, которые защищали раненых от лучей восходящего солнца. Их было около тридцати, и все они более или менее серьезно пострадали от стрел. Еще до начала первой атаки Моргана велела принести из дворца свои хирургические инструменты, лечебные отвары, чистое белье и корпию. Прежде всего следовало надрезать — и порой глубоко — те места, где засели стрелы с зазубренным концом, чтобы затем осторожно извлечь их. Просто вырвать их было нельзя — это могло чрезмерно расширить рану и вызвать смертельное кровотечение. Вооружившись длинным и острым ножом, Вивиана под удивленным и одобрительным взглядом Морганы произвела несколько операций с ловкостью, почти не уступающей искусству самой королевы, но с большей нежностью, ибо сильнее ощущала человеческое страдание, хотя было очевидно, что она достигла высокой ступени познаний в теории и практике хирургии. Воины и воительницы Авалона с восхищенным изумлением глядели на этих двух женщин, преклоняясь перед красотой и мудростью обеих: они обожествляли их, как сестер, хотя раньше испытывали такие чувства лишь по отношению к Моргане. Но с одним различием: их благоговение перед Вивианой было свободно от страха, поскольку она казалась им близкой и доступной, тогда как в благоговении перед Морганой любовь сочеталась со священным ужасом, словно в первой они видели женщину, наделенную божественными качествами, а во второй — богиню, принявшую человеческий облик.

Когда были извлечены все стрелы, обе целительницы обнаружили, что все раны так или иначе воспалены. Вивиану это встревожило. Но Моргана сказала ей:

— Наверное, ты считаешь воспаление болезнью, симптомы которой греки и римляне описывали в словах «calor», «rubor», «dolor», «tumor»[8]. Но ты ошибаешься, как и они. Это не болезнь. Заражение — вот болезнь. Воспаление же полезно, потому что с его помощью тело защищается от заражения. Воспаление следует вызывать, и я убедилась, что некоторые растения обладают свойством усиливать эту защиту, что ведет к быстрому выздоровлению. Я сделала из них кашицу, которую мы наложим на раны. Воспаление либо изгонит заражение истечением гноя, либо сосредоточит его во внутреннем гнойнике, когда же истечение прекратится или гнойник прорвется, тело будет здорово.

Вивиана посмотрела на нее с восхищением.

— Познаниями в медицине, — сказала она, — ты превосходишь самого Мерлина.

— Мерлин — демиург, — с улыбкой ответила Моргана. — Редко бывает так, чтобы творцам хватало времени для занятий фармакопеей. Древо их познаний и замыслов столь обширно, что они не могут уделять внимания всем крохотным веточкам.

Вивиана расхохоталась. И этот безудержный, восхитительный смех взволновал Моргану. Она с удивлением осознала, что Вивиана дарит ей умиротворение и душевное спокойствие, какие прежде она испытывала лишь рядом с Мерлином. И желание ее обострилось благодаря зарождающейся любви.

Они перевязали раненых и оставили их на попечение женщин, которых Моргана обучила начаткам медицинской гигиены.

— Думаю, никто не умрет, — сказала она.

Они пошли посмотреть, как возвращаются галеры. Защитники крепости, распахнув настежь обе створки ворот, хлынули на площадку перед пристанью: одни рыскали по развалинам складов и рыболовных причалов, чтобы прикончить раненых и снять оружие с мертвых, другие толкали повозки с лодками, желая спустить их на воду, третьи толпились на причале в ожидании трирем. Моргана приказала им грузить тела в барки — как собственные, так и доставшиеся от врагов. Мертвых следовало выбросить в открытом море, чтобы избежать гниения и возможной эпидемии — а также с целью сберечь топливо, ибо для сожжения всех павших понадобилось бы огромное количество дров. Барки уже начали сновать туда и сюда, когда в порт под приветственные клики вошла флотилия во главе с командной галерой. Каждая трирема причалила к своему дебаркадеру. Члены экипажа — все без единой царапины — сошли на берег, ведя с собой сотню бледных и испуганных пленников, выловленных из воды. Моргана распорядилась отвести их во дворец и поместить в эргастул. Она объявила, что сегодня вечером все могут отдыхать, но уже завтра должны начаться восстановительные работы на складах и рыболовных причалах. Тем ста воинам, что несли караульную службу на скале до нападения, она велела вернуться на свой пост, а других послала за носилками для раненых, лечение которых намеревалась продолжить во дворце. Ей подвели коня, и она вскочила в седло. Затем взглянула на Вивиану и протянула руку, чтобы помочь той взобраться на круп позади нее. Вивиана приняла это приглашение. И когда обе женщины внезапно вознеслись над толпой, раздались оглушительные рукоплескания, которые не стихали вплоть до их прибытия во дворец. Подданные Морганы выстроились в ряд по обеим сторонам южной дороги, образовав нечто вроде почетного караула, и, едва завидев продвигавшуюся неторопливым шагом лошадь с двумя всадницами, падали ниц, как во время религиозного обряда, выкрикивали слова благодарности, обожания и признательности, величали именами, которые могли относиться к Моргане или к Вивиане — или к обеим: великая королева, Богиня-Мать, Кибела, Рея, Афродита и Артемида, богиня Авалона и богиня Озера, Афина и Немезида… И еще долго после того, как они исчезли во дворце, слышались восторженные вопли. Моргана и Вивиана вымылись в личных термах королевы, примыкавших к ее покоям, и каждая смогла оценить великолепие обнаженного тела другой. До вечера они не выходили оттуда, чередуя омовения, любовные ласки и минуты отдыха, когда терзающее их желание возрождалось вновь тем сильнее, чем полнее удовлетворялось в яростной страсти или в томительном наслаждении. Любовное чувство, рожденное войной, росло на дрожжах плотской радости.