Мэрилин Монро - [28]

Когда Норма Джин приехала в Комптон, она в первый раз в жизни увидела своих двоюродных сестер и брата. Ида Мартин занималась всей троицей своих внуков, в то время как Олив работала на близлежащих фермах. Дети были недалеки друг от друга по возрасту: маленькой Олив было восемь лет, ее сестричке Иде Мэй — десять, Джеку — двенадцать, а Норме Джин — одиннадцать. Годы спустя Ида Мэй вспоминала один такой мелкий факт из их совместного детства: «Помню, Норма Джин беспрестанно повторяла, что никогда не выйдет замуж. Она говорила, что станет учительницей и у нее будет множество собак».

Это опять оказался дом без родителей, с разбитой семьей, с брошенными и вырванными из своей среды детьми, которые пытались как-то устроить себе жизнь после таинственного исчезновения отца. Точно так же как и в случае матримониальных союзов Деллы, Глэдис и Грейс, складывалось впечатление, что мужчины нужны, но вместе с тем это странные и капризные создания — недостойные доверия, переменчивые в чувствах, труднопостижимые, непредсказуемые в каждом своем шаге и тем не менее вызывающие болезненные чувства, когда их нет поблизости. Жизнь была несовершенной как с ними, так и в равной степени без них.

И снова Норма Джин вынуждена была узнать очередную приемную мать и стараться прийтись ей по вкусу. Ида Мартин прилежно смотрела за домом, но была не в состоянии объяснить Норме причину отсутствия дяди Мариона или рассказать, почему тетя Олив отошла от семьи. «Как-то мы решили сбежать из дому, — рассказывала Ида Мэй. — Нам пришла в голову идея поехать в Сан-Франциско и поискать там моего отца, потому что кто-то вроде бы когда-то говорил, что видел его в тех краях. Но мы никуда не поехали». Она запомнила также, что по другую сторону улицы жила одна интересная девочка и еще — вызывающая трепет женщина: безумная Дороти Энрайт, которая сидела на крыльце, бесконечно колыхаясь в старом плетеном кресле-качалке. «Ее семья старалась занять и отвлечь эту беднягу просмотром иллюстрированных журналов про кино, которые потом доставались нам».

По прошествии многих лет Норма Джин описывала указанный период своей жизни как довольно сложный:

Мир вокруг меня был в то время полон угроз и ужасов. Мне пришлось научиться притворству, чтобы — даже не знаю, как сказать, — не поддаться этому ужасу. У меня было ощущение, что весь мир как бы замкнут предо мною... [Я чувствовала себя человеком, который] вынесен за скобки жизни, и единственное, что я реально могла сделать, — это выдумать себе какую-нибудь игру в притворство.

Одна из самых нелепых и фантастических ее идей была вдохновлена фотографией из киношного журнала, изображающей процесс производства вина, и «вот так ей пришло в голову, что и мы тоже могли бы делать вино, — вспоминает все та же Ида Мэй. — Во дворе стояла старая, большая и никому уже не нужная ванна, так что мы собирали виноград и засыпали его в эту ванну, а потом долго топтались по нему босыми ногами. Все это продолжалось дня три или четыре и закончилось противной вонью, а вина почему-то не было и в помине!»

Весной 1938 года Олив Монро навестила Иду Мартин и они вместе сказали детям, что с этого момента те должны говорить всем, что их отец умер, а не уехал, поскольку благодаря этому они смогут получать деньги, достаточные для пропитания семьи. Этот сюжет был немедленно подхвачен и Нормой Джин, которая сказала своей преподавательнице, что живет у родственников, потому что ее родители погибли в аварии (такое и на самом деле вполне могло бы случиться). Учительница, добросердечная и душевная особа по фамилии миссис Паркер, была тронута до слез, и вплоть до окончания шестого класса Норма Джин была объектом ее особой опеки и заботы. Выдуманная ученицей драматическая история оказалась в данном случае необычайно эффективной.

Некоторые источники, вдохновлявшие поступки и поведение Нормы Джин, имели более сложную психологическую подоплеку. В 1937 году Грейс дважды брала ее с собой на выпущенный недавно кинофильм «Принц и нищий», желая показать ей Эррола Флинна^[55]и близнецов Мауч, а в начале 1938 года Норма посмотрела этот фильм еще раз, теперь уже со своими кузенами. Беззаботный Флинн в главной роли был великолепен, но мальчуганы-двойняшки, похожие друг на друга как две капли воды, до конца жизни потрясали Норму Джин:

Поначалу я считала, что это [идентичные близнецы] немного жутковато и фантастично, но потом была безумно взбудоражена и наэлектризована, видя двух этих мальчиков, похожих друг на друга тютелька в тютельку, из которых один был принцем, переодетым в нищего, а другой — уличным бродяжкой, притворяющимся принцем^[56].

Флинн напоминал Норме Джин Кларка Гейбла («я сказала Джеку и Иде, что Гейбл — мой настоящий отец, но они только расхохотались»), но, по-видимому, наибольшее впечатление из всего фильма произвела на нее феерическая идея обмена жизненными ролями. Ребенок только притворяется, что его покинули и вышвырнули на улицу, а на самом деле это принц, и после всяческих перипетий его распознают как наследника британского короля Генриха VIII.

Грейс Мак-Ки Годдард сделала все, чтобы преобразить Норму Джин из замарашки Золушки, для которой буднями был сиротский приют или нечто подобное, в принцессу субботней послеполуденной поры. Грейс готовила ее к карьере кинозвезды и уверяла, что в один прекрасный день та унаследует корону королевы кино, освободившуюся после Джин Харлоу. Норма демонстрировала в то время невероятную изобретательность при описании судеб своей семьи и собственного прошлого; идеализируя реальные воспоминания, она старалась завоевать любовь окружающих. Поэтому нет ничего странного в том, что ее долго преследовала парочка героев из «Принца и нищего», которая счастливо воплощала в жизнь свои мечтания — бедняк становился членом королевской семьи. Кроме того, чтобы привести все дела в полный порядок, ей необходимо еще было встретить своего героического отца (скажем, эдакого Кларка Гейбла или второго Эррола Флинна): тогда брошенный всеми ребенок оказался бы вознесенным до положения законного королевского отпрыска.