Мэрилин Монро. Психоанализ ослепительной блондинки - [29]

В фильме Нелл нанимается няней в гостинице, — продолжала Мэрилин. — Она быстро завязывает ребенку рот и привязывает девочку к кровати. Не удивительно, что я боюсь рожать ребенка! Неужели я могла бы сделать такое, если бы малыш беспокоил меня? Затем она начинает примерять сексуальное белье и ювелирные украшения матери и флиртует у окна с Джедом, роль которого исполняет Ричард Видмарк, пилотом авиакомпании, живущим в комнате, расположенной напротив, через внутренний двор.

Вскоре он постучался в ее дверь, и Нелл позволяет ему войти, но путает его со своим бывшим любовником, который также был пилотом во время Второй мировой войны и погиб при исполнении служебного долга. Каково мне было играть это после потери Джонни Хайда? Во всяком случае, странное поведение Нелл вскоре убеждает Джеда, что она последний человек на земле, которому можно доверить заботу о ребенке. Когда он пытается уйти, она угрожает выброситься в окно — звучит знакомо? — или убить свою юную подопечную. В вестибюле Нелл крадет несколько бритвенных лезвий и собирается вскрыть себе вены. Джед убеждает ее отдать ему лезвия. Он обещает, что, если она пойдет в больницу, он не оставит ее. Нелл сдается полиции.

Я получила великолепные отзывы, — продолжала Мэрилин. — Не удивительно! Я играла молодую женщину-самоубийцу из психиатрической больницы, которая потеряла любимого человека! Вот бы спортивный журналист Пол Галлико, который советовал творческим людям для завоевания сердец читателей «просто вскрыть вены и истекать кровью», понаблюдал за моей подготовкой к этой роли!

Многие утверждали, что Наташа поощряла вызывающую трепет, почти по-детски искреннюю, но одновременно чувственную игру своей ученицы. Но я хорошо знаю Мэрилин и сомневаюсь, что она нуждалась в каком-либо поощрении. Она такая, какая есть.

Наташа не была популярным человеком среди небольшого круга знакомых Мэрилин. Она ужасно ревновала ее к людям, с которыми Мэрилин была в близких отношениях, таким, как Джонни Хайд, чем сильно раздражала актрису. Режиссеры с трудом терпели присутствие Наташи на съемочной площадке и вздрагивали, когда она приходила.

Поколебавшись, Мэрилин сказала:

— Мне стыдно говорить об этом, но я р-р-разорвала наши отношения, когда мне осточертело играть роли глупой блондинки, и почувствовала, что научилась у нее всему, что она знала. Настало время двигаться дальше, и единственное, что я могла сделать, — это собраться с силами и оставить ее. Я знала, что могу играть гораздо более глубокие и значимые роли, и приехала сюда, в Нью-Йорк, учиться у великого Ли Страсберга в Студии актеров.

Это было в 1955 году. Что бы об этом ни думал весь мир или сама Наташа, на самом деле я никогда не забывала, что она была мне настоящим другом и помогла пережить тяжелые, полные невзгод времена на пути к моему успеху. Она была со мной всегда, когда я в ней нуждалась. Я никогда не смогла бы сделать это без нее.

Наташа тоже хорошо меня знала. Однажды, когда репортер сказал ей, что я веду себя как ребенок, Наташа возмущенно ответила:

— Она — не ребенок! Дети открыты и доверчивы. Мэрилин полна печали настолько, насколько это вообще можно себе вообразить.

Мне бы хотелось обладать ее деловыми качествами и хотя бы наполовину ее мастерством привлекать в свою жизнь то, что ей нужно, и избавляться от того, что мешает. Да, Наташа! Хотела бы я, чтобы мужчины, которых я встречала в моей жизни, понимали меня так же, как ты.

Когда Мэрилин вернулась из Нью-Йорка в 1956 году, Наташа искала встречи с ней. Хотя адвокат Мэрилин предупреждал ее, чтобы она не пыталась связываться с ней, Наташа без предупреждения приехала в дом Мэрилин. В это же время там были Лью Вассерман, президент агентства MCA[2] и Милтон Грин, зашедшие навестить Мэрилин. Вассерман, преградив собой дверной проход, сказал Наташе:

— Уходите, леди! Разве вы не понимаете, что вас не хотят видеть?

Мэрилин сказала сквозь рыдания:

— Я никогда не говорила ей, что люблю ее и как благодарна ей за все, что она для меня сделала.

Мэрилин оставалась безутешной. Вопреки моей обычной привычке я не могла позволить ей уйти в таком состоянии и позволила ей остаться на десять минут дольше.

23 марта 1959 г

Мэрилин вернулась после выходных в совершенно другом настроении. Шумно хлопнув дверью, она ворвалась в мой офис, явно довольная встречей со мной. Ее теплое приветствие:

— Здравствуйте, аналитик! — радостно прозвенело в моих ушах, она пристально посмотрела на меня своими сверкающими голубыми глазами, и ее лицо озарила особая сияющая улыбка Мэрилин. Она радостно подбежала к окну и сказала: — Подойдите и посмотрите вниз.

Из моего офиса на третьем этаже я внимательно оглядела улицу и, кроме грузовиков, автомобилей, автобусов и нескольких пешеходов, не увидела ничего необычного.

— Что вы хотите мне показать? — спросила я.

Она указала на противоположную сторону улицы, где юноша, сидя на ступенях, глядел вверх на мое окно. Он увидел Мэрилин и помахал ей рукой. Она подняла руку в ответ и послала ему воздушный поцелуй.

— Это Джимми, Джимми Хаспил, — пояснила она.

— Джимми?

— Да. Он — мой поклонник номер один. Каждый день он ждет меня и следует за мной всюду, куда бы я ни шла. Иногда, если я беру такси, я позволяю ему ездить со мной. А когда я хожу пешком, он провожает меня, а затем уходит домой. — Она села на кушетку. — Ему двадцать один год. Он является моим альтер эго.