Мэри Вентура и «Девятое королевство» - [109]

– Не знаю, что мне делать с мистером Груби. – Сайсли повернулась к Майре, намеренно выключая из разговора Элисон. – Сегодня он начал красить в шесть тридцать утра.

– В шесть тридцать! – изумилась Майра. – С какой стати?

– А закончил в десять тридцать. У него проблемы с сердцем, поэтому он работает утром, а днем рыбачит. Каждое утро он приходит все раньше. Восемь тридцать – еще куда ни шло, но шесть тридцать! Даже не представляю, когда он придет завтра.

– При такой скорости – с восходом солнца, – сказала Майра. – Полагаю, – задумчиво добавила она, – что у тебя достаточно забот, хотя бы потому, что ты мать. – Не стоило говорить «хотя бы», это звучало пренебрежительно, но так вышло.

В последнее время Майра стала задумываться о детях. Несмотря на молодость и счастливый брак, она чувствовала себя незамужней тетушкой среди детей родственников и друзей. А еще в последнее время у нее появилась бессмысленная привычка срывать листья с нижних ветвей деревьев или метелки с высокой травы, а также скатывать в тугой комок бумажные салфетки, чего она не делала с детства.

– Да, утром, днем и вечером, – согласилась Сайсли с видом благородной мученицы.

Майра взглянула на часы. Было почти полпятого.

– Думаю, мне пора бежать. – Не взгляни она на часы, могла бы просто по инерции просидеть и до ужина.

– Куда ты торопишься? – сказала Сайсли, однако поднялась из кресла, лениво отряхивая сзади бермуды.

Майра старалась придумать объяснение своему поспешному уходу. Готовить ужин еще рано, для покупок в центре – поздно. Вдруг оказалось, что в ее жизни слишком много свободного времени.

– В любом случае мне надо идти.

Повернувшись, Майра увидела темно-синий автомобиль, остановившийся у некрашеной дощатой калитки, отделявшей подъездную дорожку и задний двор от улицы. Приехал Хайрем Франклин, которого Майра видела всего пару раз в колледже восемь лет назад. Сайсли и дети тут же забыли о ней; они были уже где-то за стеклянным окном бездушного, мчащегося без остановок экспресса, в залитых розовым светом мягких купе, любовно прильнувшие к молодому человеку среднего роста, открывавшему калитку. Миллисент, нетвердо ступая, направилась к отцу.

– Папочка! – крикнула Элисон из песочницы.

Хайрем подошел к женщинам. Тем временем Миллисент ухватила его за брюки, и он наклонился, чтобы взять ее на руки.

– Она папина дочка, – сказала Сайсли.

Майра ждала, и улыбка на ее лице застывала, как бывало, когда она позировала фотографу. Хайрем выглядел слишком молодо для акушера-гинеколога. Твердый взгляд голубых глаз под черными ресницами придавал его лицу холодное выражение.

– Хайрем, это Майра Смит Уардл, – представила ее Сайсли. – Моя подруга по колледжу, ты должен ее помнить.

Хайрем Франклин кивнул Майре.

– Должен помнить, но, каюсь, не помню. – В его словах было не столько извинение за забывчивость, сколько твердое отрицание прежнего знакомства.

– Я уже ухожу.

Майра тут же ощутила мощную связь Сайсли с Хайремом, не оставлявшую места ничему другому. Некоторые женщины именно так относятся к своим мужьям, подумала Майра, – как собственницы, не желающие делить их ни с кем другим даже на мгновение. Супругам, наверно, не терпелось поговорить о семейных делах, о женщине, которая возникла ниоткуда и записалась к Хайрему на прием.

– До свидания.

– До свидания, Майра. Спасибо, что зашла. – Сайсли даже не пошевелилась, чтобы проводить Майру до калитки. – Приходите как-нибудь вместе с Тимоти.

– Обязательно, – отозвалась Майра уже с лужайки. – Если сумею оторвать Тимоти от резца.

Наконец кустарник на углу дома скрыл от ее глаз картину семейной идиллии Франклинов. Майра чувствовала, как солнце припекает ей макушку и спину. Потом услышала позади чьи-то шаги.

– Где ваша машина? – Элисон стояла на мятой полосе травы между тротуаром и улицей, самовольно или по какой-то причине покинув семейную группу во дворе.

– У меня ее нет. Во всяком случае, здесь. – Майра замолчала. На улице и тротуаре никого не было. Испытывая странное чувство, словно она вступает в заговор с ребенком, Майра склонилась к Элисон и понизила голос до шепота. – Элисон, – сказала она, – а что ты делаешь с Суити-Пай, когда она очень плохо себя ведет?

Элисон провела босой пяткой по поросшей сорняками траве и посмотрела на Майру со странной, почти робкой улыбкой:

– Я ее луплю. – Девочка колебалась, ожидая ее реакции.

– Отлично, – сказал Майра. – Ты ее лупишь. А что еще?

– Подбрасываю вверх, – торопливо призналась Элисон. – Потом швыряю на землю. Шлепаю, шлепаю. Бью по глазам.

Майра выпрямилась. Основание позвоночника тупо заныло, словно кость, когда-то сломанная и сросшаяся, вдруг снова запульсировала болью.

– Хорошо, – сказала Майра в замешательстве, которого не могла объяснить. – Хорошо, – повторила она уже равнодушно. – Продолжай в том же духе.

Элисон так и осталась стоять на траве, а Майра пошла по длинной, залитой солнцем улице к автобусной остановке. Она обернулась только один раз: девочка, на расстоянии казавшаяся не больше куклы, по-прежнему смотрела ей вслед. Но Майра не помахала ей: ее руки, словно сделанные из воска, вяло и безжизненно висели по сторонам.