Мерфи - [86]

Шрифт
Интервал

Коронер, вздрогнув, вернулся от своих гольфовых мечтаний к реальности и тут же спросил:

– Ну как, вам удалось увидеть то, что хотелось?

– А можно ли перевернуть его? – вопросом на вопрос ответила Силия, произнося тем самым свои первые слова за последние двое суток и высказывая свою первую просьбу за время, которое не смогла бы охватить ее память.

– Конечно, конечно, можно, пожалуйста, – засуетился коронер, – хотя, насколько я понимаю, в таком положении он выглядит значительно лучше…

Убифсих призвал на помощь Бима и Тыкалпенни.

Когда тело перевернули, Силия, пробежавшись по нему взглядом, уверенно вперила взор в ту обугленную ягодицу, которая была от нее подальше, и немедля обнаружила то, что искала. Протянув руку, она легчайшим касанием положила палец на то место, где располагалось родимое пятно, и объявила:

– Вот здесь, в этом месте, у него была родинка.

Коронер и Убифсих обрадованно склонились над указанным местом.

– Никаких сомнений тут и быть не может, – заявил Убифсих, – обширная капиллярная ангиома,[231] правда, на исключительно необычном месте.

– Судя по всему, это родимое пятно было цвета отличного портвейна, – удивился коронер, чуть ли не тыкаясь в него носом. – Даже и сквозь обгорелость это заметно!

И вот тут-то Кунихэн разразилась слезами…

– Не было у него такого родимого пятна, я точно знаю! – всхлипывала она. – Не было, не было у него такой ужасной родинки! Мне лучше знать! И не Мерфи это вообще, это не мой Мерфи, это кто-то другой, этот вообще на него никак не похоже! Это совсем не он, это…

– Ну, успокойся, успокойся, – стал успокаивать ее Ниери. – Все, ну все, все, успокойся.

– Однако… в определенном смысле, это даже красиво, – мечтательно произнес коронер, – в этом, несомненно, что-то есть: родимое пятно, знак, полученный при рождении, с приходом в этот мир, и смертный знак, так сказать, остающийся и при уходе из него… некое, понимаете ли, обрамление всего жизненного цикла, вам не кажется? Круг описан, завершен, все возвращается к исходной точке… Ангус, как воспринимается такая мысль, понятно, что я хочу сказать?

– Ну все, все, все уже хорошо, – продолжал успокаивать Ниери все еще всхлипывающую Кунихэн. – У каждого мужчины найдется пятно, на теле иль на душе. Все запятнаны.

– Итак, судя по всему, мы… то есть вы уже знаете, кем был покойник. Могу ли я поинтересоваться, кто же он? – спросил коронер.

– Господин Мерфи, уроженец Дублина, – твердым голосом уведомил коронера Ниери.

– Ах Дублин, старый добрый Дублин, старенький Дублинчик, – пел коронер. – Там когда-то живала одна моя родственница, в Кумбе жила, по женской линии родственница, больше никаких родственников в Ирландии никогда и не было… преставилась, тихонько перешла в мир иной, можно сказать, скоропостижно, месяца два не дотянула до отведенного ей Богом и людьми срока, а было то во времена, знаете ли, Георга ІІ[232]… Да, так вернемся к нашей теме. Фамилия известна, а имя, имя каково? Ближайшие родственники?

– Ближайших родственников нет, – ответил за всех Ниери. – Есть дядя, живет в Голландии.

– А кто же тогда вы все? – удивился коронер. – И неожиданно грубо-писклявым голосом добавил: – На кой черт вы тогда сюда пришли?

– Мы здесь по праву его ближайших друзей, – пояснила Кунихэн, переставшая плакать. – Мы его лучшие друзья.

– Послушайте, – возмутился Вайли, раздраженный тугодумием коронера, – сколько раз вам нужно пояснять одно и тоже?

– Понятно, понятно, извините… но вот что мне хотелось бы все-таки знать… как к нему обращались? Что, только Мерфи и все? Или почтительно «господин Мерфи»?

– Прошу вас, – и Убифсих прибавил к словам жест, приглашающий Бима и Тыкалпенни к действию.

Те снова укрыли тело простыней и вынесли его прочь. В коридоре алюминиевый поднос – он же носилки – был возвращен в холодильник.

На освободившейся мраморной плите в вязи и сочетаниях мраморных прожилок и пятен Ниери высмотрел Клонманшуа, замок О'Меланглинов, лужайку, белый домик под соломенной крышей, нечто красноватое, формы не поддающейся описанию, широкую водную гладь с солнечными бликами, Коннот…[233]

– А кто эта молодая дама, – обратился коронер к Ниери, – которая проявила столь, некоторым образом, доскональную осведомленность обо всех, так сказать, телесных особенностях усопшего? Я имею в виду ту, которая так уверенно, без долгих поисков, обнаружила искомое на, в некотором роде, обычно скрываемом…

– Это госпожа Силия Келли, – прервал коронера Ниери.

– В таком случае позвольте мне поинтересоваться, – продолжил коронер как ни в чем не бывало, – как обратилась госпожа Келли к покойному: на «ты» или на «вы»? Она шептала слишком тихо, и я не расслышал…

– Черт бы вас побрал с вашими идиотскими вопросами! – вскричал Ниери. – Он не был крещен, понятно? И соответственно не имел никакого другого имени, кроме Мерфи! Понятно? Что вам, разрази вас гром, еще хочется знать?

– А как же госпожа Мерфи? – вклинился со своим вопросом Убифсих. – Или просто, по случайному недоразумению, письмо было адресовано «госпоже» Мерфи, в то время как имелся в виду «господин» Мерфи, голландский дядя?

– Никакой госпожи Мерфи не было и нет, – сердился Ниери. – Мерфи никогда не был женат!


Еще от автора Сэмюэль Беккет
В ожидании Годо

Пьеса написана по-французски между октябрем 1948 и январем 1949 года. Впервые поставлена в театре "Вавилон" в Париже 3 января 1953 года (сокращенная версия транслировалась по радио 17 февраля 1952 года). По словам самого Беккета, он начал писать «В ожидании Годо» для того, чтобы отвлечься от прозы, которая ему, по его мнению, тогда перестала удаваться.Примечание переводчика. Во время моей работы с французской труппой, которая представляла эту пьесу, выяснилось, что единственный вариант перевода, некогда опубликованный в журнале «Иностранная Литература», не подходил для подстрочного/синхронного перевода, так как в нем в значительной мере был утерян ритм оригинального текста.


Первая любовь

В сборник франкоязычной прозы нобелевского лауреата Сэмюэля Беккета (1906–1989) вошли произведения, созданные на протяжении тридцати с лишним лет. На пасмурном небосводе беккетовской прозы вспыхивают кометы парадоксов и горького юмора. Еще в тридцатые годы писатель, восхищавшийся Бетховеном, задался вопросом, возможно ли прорвать словесную ткань подобно «звуковой ткани Седьмой симфонии, разрываемой огромными паузами», так чтобы «на странице за страницей мы видели лишь ниточки звуков, протянутые в головокружительной вышине и соединяющие бездны молчания».


Стихи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Счастливые дни

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Счастливые деньки

Пьеса ирландца Сэмюэла Беккета «Счастливые дни» написана в 1961 году и справедливо считается одним из знамен абсурдизма. В ее основе — монолог не слишком молодой женщины о бессмысленности человеческой жизни, а единственная, но очень серьезная особенность «мизансцены» заключается в том, что сначала героиня по имени Винни засыпана в песок по пояс, а потом — почти с головой.


Опустошитель

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Весь мир Фрэнка Ли

Когда речь идет о любви, у консервативных родителей Фрэнка Ли существует одно правило: сын может влюбляться и ходить на свидания только с кореянками. Раньше это правило мало волновало Фрэнка – на горизонте было пусто. А потом в его жизни появились сразу две девушки. Точнее, смешная и спортивная Джо Сонг была в его жизни всегда, во френдзоне. А девушкой его мечты стала Брит Минз – красивая, умная, очаровательная. На сто процентов белая американка. Как угодить родителям, если нарушил главное семейное правило? Конечно, притвориться влюбленным в Джо! Ухаживания за Джо для отвода глаз и море личной свободы в последний год перед поступлением в колледж.


Спящий бог 018

Книгой «СПЯЩИЙ БОГ 018» автор книг «Проект Россия», «Проект i»,«Проект 018» начинает новую серию - «Секс, Блокчейн и Новый мир». Однажды у меня возник вопрос: а какой во всем этом смысл? Вот я родился, живу, что-то делаю каждый день ... А зачем? Нужно ли мне это? Правильно ли то, что я делаю? Чего же я хочу в конечном итоге? Могу ли я хоть что-нибудь из того, к чему стремлюсь, назвать смыслом своей жизни? Сказать, что вот именно для этого я родился? Жизнь похожа на автомобиль, управляемый со спутника.


Весело и страшно

Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!


Железный старик и Екатерина

Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.


Двенадцать листов дневника

Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.


Держи его за руку. Истории о жизни, смерти и праве на ошибку в экстренной медицине

Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.