Мераб Мамардашвили: топология мысли - [126]

– в акте включения в картину мира самого субъекта, агента, автора наблюдений, описаний, исследований, автора, порождающего концепции о мире;

– в сдвиге от объектного видения мира, предполагающего поиск и построение концепций и определений о мире, в том числе о самом человеке, – в сторону поискового, ориентировочного и навигационного типа мышления, предполагающего не построение определений, а выстраивание путей, траекторий, поисковых программ, выработку мыслительного, технического и иного оснащения самого автора этих программ (см. также [Смирнов 2018]).

Выше сказанное означает, что парадигмальный сдвиг предполагает не только разное видение субъектом мира и своего места в нём, но и смену способа работы, метода исследования, смену роли инструментария в исследовании, различие в целях и задачах.

Условно названная «классической» парадигма, а точнее натуралистически-объектная парадигма, укоренённая в метафизике XVIIXVIII веков, предполагала ухватывание мира как объекта с точки зрения его освоения и овладения. И поэтому предполагалось построение некоей целостной картины этого осваиваемого мира и всех его объектов, построение идеального концепта, целостного и законченного (включая и его самого, воспринимаемого как объект исследования). Концепт мира строился с помощью понятийно-терминологических конструктов-определений, фиксирующих устоявшуюся эпистему. А потому субъект нуждался в ясных определениях, пусть даже они и носили характер конвенций в рамках научных сообществ и традиций.

В таком случае нормой действия и в его рамках нормой исследования и познания становится соответствие принятым и описанным правилам, процедурам и конвенциям.

При сдвиге к условно названной «неклассической» парадигме, а точнее к парадигме поисково-навигационной, происходит смена основного ориентира для субъекта, смена его самоопределения: субъект не стремится осваивать и овладевать миром и его объектами, он старается найти своё место в мире, которое не может быть готовым и данным, а может быть дано как жизненное задание. А потому его задача заключается не в том, чтобы строить идеальные объекты и концепты, а в том, чтобы выстраивать свой маршрут, опираясь на определённые ориентиры, в том числе выстраивать программы исследовательского типа. А потому понятия и термины играют здесь не роль определителей, фиксирующих ставшую эпистему, а роль ориентиров и указателей[176].

В таком случае нормой становится сам метод поиска и навигации, связанной с выстраиванием собственного маршрута исследования. Но это не означает, что здесь не предполагаются никакие правила и процедуры. Только правила выстраиваются не для нормирования концептов и понятий объектов, а для регулирования движением по маршрутам и путям поиска[177].

Эпистемологическое приложение

В духе сказанного мы можем установить как норму следующий принцип смены парадигм: последние не сменяются и не исчезают. Научные сообщества переживают периоды переориентации, переосмысления собственной ситуации, самих себя. Вариантом такой переориентации можно назвать идею переописания себя и смену словаря у Р. Рорти [Целищева 2018]. Р. Рорти полагал, что имеет смысл говорить не о научных революциях (в духе Т. Куна), а о переосмыслении и пере-описании человеком себя, то есть переописании словаря.

О. И. Целищева разумно подвергает сомнению сам подход Т. Куна, согласно которому смена парадигм происходит как революция, поскольку одна и другая парадигмы друг с другом не сопоставимы, они не соизмеримы. И одну парадигму нельзя понять из другой. Иначе говоря, они именно нормативно не сопоставимы.

А с другой стороны, Р. Рорти, критиковавший Т. Куна, и полагавший, что смена парадигм основана на переописании словаря, также сомнительна, поскольку трудно представить переописание словаря ньютоновской механики на словарь квантовой механики [Целищева 2018]. И тогда Т. Кун опять прав – они не соизмеримы[178].

Тем самым, полагает О. И. Целищева, мало говорить о переописании и смене словаря или о смене парадигм. Необходима процедура сопоставления парадигм, то есть, добавим от себя, работа на границе парадигм, работа в тех самых «зонах обмена», в которых не работают готовые словари, а выращиваются новые дискурсы и практики.

Но сам же Кун, на что указала О. И. Целищева со ссылкой на другого автора, это переключение с одной парадигмы на другую сопоставимо с переключением в гештальт-психологии – переключение с фигуры на фон (что мы видим – два профиля или вазу, женщину или старуху?).

Заметим, что это точное наблюдение у О. И. Целищевой направлено именно на фиксацию ключевого момента, показывающего природу смены парадигм: это смена фокуса, смена видения, смена оптики, никак напрямую не порожденная накоплением нового знания, сменой эпох, сменой научных элит[179].

Но это означает, отмечает Целищева, что у ученых нет сугубо научных аргументов, показывающих причину смены парадигм или преимущества той или иной научной теории [Целищева 2018: 41].

Не будем повторять аргументы Т. Куна, Р. Рорти и О. И. Целищевой. Посмотрим на главное: в контекст темы нашей статьи. В целом и Т. Кун, и Р. Рорти находятся на одной позиции относительно классической парадигмы, допуская смену научных парадигм как смену нормы. На смену одной нормативно описанной научной парадигмы, в основании которой лежат принятые предписания, принципы и господствующая эпистема, приходит новая парадигма при накоплении аномальных ситуаций. Нормальная наука сменяется аномальной. И возникает необходимость выработки новых правил игры. По Рорти, происходит смена эпистемологической работы – герменевтической. От описания и построения эпистем и концептуальных конвенций мы переходим к ведению языковых игр, исходя из своих прагматических интересов, переходим к необходимости объяснять ситуацию смены аспекта, вынуждены вырабатывать новые правила игры, тем самым и осуществляя процедуры соизмерения. Соизмеримость собственно и означает выстраивание такого пространства, в котором выработаны новые принятые правила [Рорти 2017: 233–234].