Мераб Мамардашвили: топология мысли - [114]
Поэт являет мир (философа М. К. называет не часто, но имеет в виду, просто у поэта более выражены эти средства артикуляции, мы это выше обсуждали), причем в его концентрированном виде. Через мир поэта является мир, и мы начинаем видеть мир глазами поэта. Мир становится для нас реальным, сверхреальным, в нём мы живы, начинаем жить, чувствовать, мыслить, любить, посредством произведения или opera operans, производящее произведение.
В этом есть и трагизм, потому что жизни никогда не хватает, в трагическом мире вообще «нечто есть только ценой усилия и держания этим усилием мысли, времени». И нечто есть, если есть «орган жизни, артикуляция, если есть дух, то есть если ты потрудился» [ПТП 2014: 789].
Поэтому и место своё нельзя менять произвольно. Это драма – ты, твоё живое тело, находишься там, где ты явился. Иного нет. Ты можешь чертыхаться, как Пушкин, М. К. вспоминает его фразу – «чорт догадал меня родиться в России с душою и с талантом!» (письмо жене 18 мая 1836 г.) [Пушкин 1986: 81].
То же самое М. К. применяет и к себе – вот ведь дёрнул меня чёрт родиться именно здесь, в этой стране («в общем, конечно, трудно представить себе нечто более уродливое!») [ПТП 2014: 792].
Но М. К. признаёт, что это то, что уготовано, и если начнёшь искусственно произвольно менять место (например, уехать в Париж из душной и затхлой, «паршивой» Москвы 80-х годов!), то тут же ты себя накажешь. Наверное, М. К. и хотел бы родиться во Франции, на родине любимых Пруста и Декарта, там его друзья, любимая культура, французский язык… Но просто так взять и переместить своё живое тело туда – значит искусственно отказаться от своего же пути страдания в пользу поиска душевного комфорта, а не испытания: «нельзя произвольно выбрать место, поскольку мы можем идти только из того места, которое уже занято нашим живым телом» [ПТП 2014: 792]. Потому что надо понимать, «что ни за что в жизни я не хотел бы расстаться с тем уникальным путем, которым я шел. Если пошел…» [ПТП 2014: 792].
Онтологический закон
Да, если пошёл. М. К. формулирует еще раз свой «онтологический закон». Ведь если жизнь не откладывается на потом, на завтра, если ответ придётся давать в этой жизни, то вопросы «Когда же наступит Царствие Небесное?», «Когда же придет настоящий день?», оказывается, не имеют смысла. Во-первых, настоящий день не придёт сам по себе. Во-вторых, ждать не надо. В-третьих, ответ придётся давать самому и в этой жизни, не завтра. А Божий суд происходит в каждый данный момент, и будущее – не впереди нас, а в настоящем, то есть в том, что и как мы делаем сейчас.
М. К. вспоминает кантовский императив, к которому обыватель относится как к утопии и мечте: поступай по отношению к другим так, как поступали бы по отношению к тебе[161]. На самом деле это не мечта и не утопия, а реальная структура действия, по которой ты выстраиваешь (или не выстраиваешь) своё существование. Она воплощается в поступке. Просто это один из немногих и не вполне совершенных, замечает М. К., ответов человека на ситуацию в жизни. Ведь это мы отодвигаем такую структуру действия, полагая, что это всё не реально, утопично, романтично, как-то по-книжному, и продолжаем действовать реактивно, как слабые и страшащиеся существа. А в действительности только такая структура императивного действия и создаёт нашу реальность, делает нас существующими. Поэтому я мыслю только здесь и сейчас, я совершаю акты мысли, любви, веры, чести, памяти сейчас. Я должен быть готовым к таком акту, не отодвигая его на потом, и такая готовность совершается (или не совершается) в миг. Я совершу это действие или не совершу. Такое свершение (или не свершение) будет определять то, что со мной реально происходит. Таков онтологический закон [ПТП 2014: 794].
Мы, будучи эмпирическими существами, по жизни привыкли опираться на некое эмпирическое содержание, на нашу повседневность. Мы полагаем всегда, что то, что вокруг нас в повседневности происходит, то и есть реальность наша, наша жизнь, и в ней надо определяться. А моральные заповеди, императивы, нравственные законы, они ведь содержательно пусты. Поступай так-то… Это формальное правило. Можно и обойтись. Но именно оно – содержательно. Оно определяет структуру твоего действия, создавая тебе опору и делая тебя реальным, дающего тебе шанс не утонуть в суете повседневности. Но если оно остаётся лишь внешним правилом-призывом, не пережитым, не испытанным, то оно не делает тебя реальным. Только в действии этот императив наращивает для действия мускулы, «мускулы человеческого существования» [ПТП 2014: 795].
«Всякому, просящему у тебя, давай, и от взявшего твое не требуй назад»
(Лук. 6, 30)
Вспоминаем ситуацию художника, поэта. Художник не описывает мир, он рождает рисунок не для того, чтобы нечто срисовать. Мы рисуем для того, чтобы видеть, а не то, что видим. Рисуя, мы создаём форму, посредством которой наш глаз может испытывать, то есть видеть в мире то, чего без формы не увидел бы [ПТП 2014: 795]. Мы испытываем для опыта, и потому реальность является нам посредством этой формы поступка. Посредством формы мы испытываем событие присутствия, начинаем создавать своё место присутствия. Тем самым мы создаём каркас нашего опыта, его опоры.
Самоубийство или суицид? Вы не увидите в этом рассказе простое понимание о смерти. Приятного Чтения. Содержит нецензурную брань.
Автор, являющийся одним из руководителей Литературно-Философской группы «Бастион», рассматривает такого рода образования как центры кристаллизации при создании нового пассионарного суперэтноса, который создаст счастливую православную российскую Империю, где несогласных будут давить «во всем обществе снизу доверху», а «во властных и интеллектуальных структурах — не давить, а просто ампутировать».
Автор, кандидат исторических наук, на многочисленных примерах показывает, что империи в целом более устойчивые политические образования, нежели моноэтнические государства.
Книга представляет собой интеллектуальную биографию великого философа XX века. Это первая биография Витгенштейна, изданная на русском языке. Особенностью книги является то, что увлекательное изложение жизни Витгенштейна переплетается с интеллектуальными импровизациями автора (он назвал их «рассуждениями о формах жизни») на темы биографии Витгенштейна и его творчества, а также теоретическими экскурсами, посвященными основным произведениям великого австрийского философа. Для философов, логиков, филологов, семиотиков, лингвистов, для всех, кому дорого культурное наследие уходящего XX столетия.
Вниманию читателя предлагается один из самых знаменитых и вместе с тем экзотических текстов европейского барокко – «Основания новой науки об общей природе наций» неаполитанского философа Джамбаттисты Вико (1668–1774). Создание «Новой науки» была поистине титанической попыткой Вико ответить на волновавший его современников вопрос о том, какие силы и законы – природные или сверхъестественные – приняли участие в возникновении на Земле человека и общества и продолжают определять судьбу человечества на протяжении разных исторических эпох.
В этом сочинении, предназначенном для широкого круга читателей, – просто и доступно, насколько только это возможно, – изложены основополагающие знания и представления, небесполезные тем, кто сохранил интерес к пониманию того, кто мы, откуда и куда идём; по сути, к пониманию того, что происходит вокруг нас. В своей книге автор рассуждает о зарождении и развитии жизни и общества; развитии от материи к духовности. При этом весь процесс изложен как следствие взаимодействий противоборствующих сторон, – начиная с атомов и заканчивая государствами.