Меняя завтрашний день - [40]

Малышка Снёлауг сидела молча, сложив руки на коленях, облачённая в платье из выбеленного льна, которое подчёркивало природную белизну её кожи, оттеняя яркие серо-зелёные глаза. Волосы Снёлауг были заплетены в две косички, перехваченные тонкими серебристыми лентами. Лишь сосредоточенное лицо девочки и блестевшие азартом глаза выдавали живой интерес к различным историям, которыми был наполнен сегодняшний вечер.

Почувствовав взгляд брата, Снёлауг повернула голову и счастливо улыбнулась, заметив, как Сигурд подмигнул ей.

— Сёстры мои ещё не собираются связать себя узами брака и стать полноправными хозяйками своих домов? — поинтересовался он у матери.

Исгерд, помолчав, ответила, в голосе её не прибавилось теплоты:

— Адальбьёрг уже пришла пора соединиться с другим родом, да и она уже заглядывалась на Арнмунда, однако, видит Один, сын Торольва был не судьба ей, хвала мудрым норнам, плетущим судьбы людей! Арнмунд, единственный оставшийся сын Торольва был убит, тем самым он оборвал свой род, и некому больше продлить род Торольва в Мидгарде. Сам Торольв только и помышляет о мести, хотя на тинге судьба убийцы Арнмунда и так была решена, однако, старику Торольву этого недостаточно… Харальд вернётся — и мы найдём жениха для Адальбьёрг, которому она будет хорошей женой и хозяйкой.

— А как же Снёлауг?

От взгляда Сигурда не укрылось то, что взгляд матери стал холодным, а в уголках рта пролегла жёсткая складка.

— Снёлауг не такая как мы все, словно она и не моя дочь и дочь Харальда. Видит Фрейя, не могу я забыть то, что мне поведали в святилище богов в Упсале после рождения твоей младшей сестры…

Сигурд встал и увлёк мать во двор, чтобы избежать глаз и ушей любопытных и уже захмелевших людей.

В это время ночь уже окутала своим тёмным, усыпанным сверкающими звёздами, покрывалом горы, валуны, окружавшие деревню густые леса, расплываясь чернотой над холодными водами, которые уже начал сковывать лёд в преддверии надвигающейся суровой зимы.

Он сделал глубокий вдох и обвёл взглядом окрестности: над домом на горе высились и чернели многочисленные хвойные деревья, которые, казалось, касались своими верхушками ночного небосвода, усыпанного далёкими звёздами, окружавшими ослепительно-белый диск Луны, равнодушно проливавшей бледный свет на северные земли. Многие его соратники давно уже подались обживать другие земли, стремясь завладеть несметными богатствами и почестями, сделать новые земли своими владениями и никто из них более не возвратился назад. Каждый год снаряжались драккары и оставшиеся на род-ных землях матери со слезами на глазах провожали сыновей, зная, что те больше никогда не вернутся домой, к теплу родного очага, а вести от них будут столь же редки, сколь редко цветёт вереск лютой зимой.

Взгляд Исгерд теплел, когда она смотрела на сына, как и потеплел он и в те мгновения, когда они гуляли с ним в ельнике, и мать обещала рассказать Сигурду о том, какое предсказание она услышала от вестников воли богов. Сигурд, конечно же, слышал о знаменитом святилище богов, где будущим правителям прочили как и неслыханную славу, так и неожиданные смерти, мореплавателям — новые необжитые берега и плодородные земли, а также гнев морских богов, которые могли помиловать лишь сильнейшего…

— Может быть, она не родная мне вовсе? — неожиданно спросил Сигурд, мысленно ещё раз отказавшись посетить шведский храм богов, в глубине души испытывая перед ним благоговение, смешанное с неприязнью, истоков которой он не знал и не мог понять.

Исгерд вдруг остановилась, словно налетела на невидимую стену и висевшие на её поясе ключи хозяйки усадьбы негромко звякнули. Её сын, остановившись вслед за ней, испытующе смотрел на неё. Исгерд еле слышно вздохнула и отрицательно покачала головой, внутренне начиная жалеть о том, что затеяла с сыном этот тяжёлый разговор.

— Снёлауг — твоя родная сестра, Сигурд, — резко ответила она и медленно двинулась вперёд. — В то время, когда мы с твоим отцом искали земли, где можно было поселиться и построить дом, мы побывали в Упсале, жаждая услышать волю богов. Тебе в то время едва минуло шесть зим. Адальбьёрг было четыре, а Снёлауг была ещё совсем маленькой. К этому времени мы плыли уже довольно долго, словно Ньёрд не слышал нас и словно намеренно путал наши дороги, а в пути ты захворал и несколько дней у тебя был жар. Наши припасы таяли, но кроме гор и скал в лучшем случае, мы были со всех сторон окружены морем. Супруг мой, ваш отец, ежедневно взывал к Одину, прося указать ему путь и на шестой день боги услышали нас…

День был погожий, на безоблачном небе ослепительно сияло майское солнце, освещая зеленеющие холмы и укрытое в них великое святилище богов, украшенное золотом и серебром, в котором находились статуи богов — это были Один, Тор и Фрей. Здесь приносились жертвы богам и раз в девять лет на девять дней устраивались жертвенные праздники, когда вокруг храма на его зубчатой крыше устанавливалась золотая цепь, обвивавшая наружные стены в виде кольца и сиявшая среди холмов так, что её можно было видеть издалека. На эти девять дней собирались люди с дарами, а те, которые не приезжали на праздник, должны были платить штраф. В храме вывешивались изображения трёх богов: в центре — Тор, по бокам — Один и Фрей и в качестве лучших даров им в жертву приносили как животных, так и людей, чьи девять тел затем развешивали на деревьях в священной роще в дар Одину. Кровь жертв должна была умилостивить богов, чтобы они услышали просьбы и желания нуждающихся.