Меня нет - [29]

Пусть бьётся. Он не успеет.

На шее старика висел старенький фотоаппарат, способный сделать всего один-единственный снимок. Последний.

Нет, эта жизнь не была образцовой. Когда получаешь силу и власть, не можешь побороть искушения не испробовать их. Если есть кнопка, хочется нажать её. Если есть оружие, хочется пустить его в ход. Жизнь меняется так быстро…

Сейчас, на седьмом десятке, даже особо нечего вспомнить, чем можно было бы гордиться. Достижения? Их не было. Деньги? От смерти не откупишься. Власть? А была ли власть?..

Уголки глаз намокли, но Юрий уверял себя, что они слезятся от ветра. Солнце ждало его. Солнце манило и звало к себе.

Слабые руки сомкнулись на чёрном пластиковом корпусе полароида. По башне прошла неприятная вибрация: Кирилл догадался, наконец, сфотографировать маяк. Но поздно.

Полароид механически чикнул, из щели тут же полезла фотография. Чёрный квадратик, медленно обретавший цвета и краски.

Внизу что-то загремело, загрохотало. Человек, стоявший у подножия башни, о чём-то кричал, грозил, предупреждал. Тщетно, старый враг. Тщетно. Не старайся.

На снимке, нечётком и засвеченном, очертился солнечный круг. Юрий поднял фотографию перед собой и болезненно улыбнулся.

— Я уже иду.

И он сделал шаг за грань. Не смотреть вниз. Шаг. Ветер взвыл, удивлённо и яростно. Шаг. Воздух держал на себе старое слабое тело. Шаг…

Он шёл по невидимой дороге, исчезая во всё усиливающемся багровом сиянии.

Шаг…

И прерывая гневные крики, вниз слетел светлый квадратик фотографии. Кирилл осторожно поднял его и вгляделся в изображение. А там, на фоне заходящего солнца, застыв на полушаге, отпечатался тёмный силуэт уходящего человека. Уходящего навсегда.

Достав зажигалку, Кирилл поджёг фотографию. Один из способов убить человека, запечатлённого на снимке. Кирилл не знал, сработает ли этот способ на этот раз. Фото горело неохотно, испуская чёрный дым, и вскоре после него остался лишь клочок пепельного ветхого полотна.

Вот и всё.

Кирилл развернулся и медленно побрёл к своей машине. Открыв дверцу, он обернулся в последний раз и увидел, как что-то коротко вспыхнуло на окунающемся в море солнечном диске.

«Прощай, маленькая судьба».

Мерно зашуршав шинами, машина развернулась и резво понеслась обратно к городу, возвращаясь в мир живых.

11—12 июня 2013 года

Шестая пуля

Бег по дороге через ужасающую неизмеримую бесконечность. Бег к ускользающему будущему по утончающейся нити. Бег от знакомого лица, глядящего с грустью и укоризной, никогда не отстающего, но и не догоняющего. Оно всегда парит в пределах видимости как часть неизменной вселенной.

Рядом проносится поезд, разрывая огнём темноту. Вереница окон сливается в грохочущую световую ленту. «Тру-ту, тру-ту» — бешено отстукивают колёса. Звук разносится в пространстве невидимыми волнами, осязаемо хлещущими по лицу бегущего человека.

Это смерть.

Провожая взглядом чёрное окно — прореху в гармоничном ряде светлых квадратов, — человек останавливается, тяжело дыша. Ему уже семьдесят пять. Седая сухая борода скрывает тощую шею. Прямой лоб покрыт сетью тоненьких морщин. Усталые бесцветные глаза щурятся, всматриваясь в удаляющийся поезд.

Он оглядывается и снова видит лицо.

Бежать! Это смерть…

— Кто ты? — доносится сзади властный голос.

— Никто, никто! Всего лишь человек! — задыхаясь, кричит старик. Его шатает, ноги перестают слушаться.

— Где ты? — медленно догоняет его новый вопрос.

— Дома, у себя дома! Не приближайся!

— Куда ты бежишь?..

— Это смерть… Смерть!

Он снова оборачивается и наталкивается на взгляд внимательных голубых глаз. Мягкая добродушная улыбка вселяет панический ужас.

— Не убегай… — шепчет голос.

— Нет!

И тут старика словно выдернули из темноты. Чья-то могучая рука подхватила его и безжалостно бросила в объятия реальности. Навстречу слабости. Навстречу старости. Навстречу смерти.

***

Сон! Глоток свежего воздуха оживляет одеревеневшее тело. Старик открыл глаза.

Сон. Он исчез, растворился из памяти, словно и не было, но почему же тогда ощущения остались? Куда он бежал? От кого убегал? Неясно.

Вдох, ещё вдох. Как же хорошо дышать! Вот только почему-то тяжело в груди. Старик чуть приподнял голову с подушки и покосился на спавшую прямо на груди серую кошку. Подумав, он дунул ей на мордочку. Чёрные ушки с кисточками шевельнулись, и кошка открыла глаза.

— Давай, просыпайся, кабысдох, папа хочет в туалет, — хрипло прошептал старик. Кошка сонно приподнялась, вытянула передние лапки, вцепившись коготками в бороду, приподняла попу, изогнув хвост лямбдой, и тихо замурлыкала как далёкий вертолёт. Присела, глядя улыбчивыми глазками-полумесяцами на «папу».

— Мау, — негромко сказал она. И тут же в мозгу старика возник перевод: — Привет! Хорошее утро! Мау! Очень кушать хочется!

— Сейчас, сейчас, Рыська, — завозился старик, поднимаясь и откидывая одеяло. Кошка спрыгнула с постели и посмотрела на хозяина снизу вверх.

— Ма-ау, — сказала она. — Люблю!

— Я тебя тоже люблю, — проговорил старик, поправляя пижаму и надевая тапочки. — Только, возможно, наш роман слишком затянулся.

Зверушка ничего на это не ответила, требовательно побежав вперёд, всем видом выражая нетерпение.