Меня не сломить (ЛП) - [7]

Это правда. Именно по этой причине я так упорно боролась с отцом на счет продажи дома. Бабушка и дедушка мамы построили его сами, еще в двадцатые годы, когда им приходилось выменивать древесину и гвозди. Этот дом, возведенный на прекрасной земле на берегу океана, передавался по наследству из поколения в поколение. Мои предки смогли сохранить его даже в самые тяжелые времена, когда им нечего было поставить на стол. Мама любила эту историю, любила ощущение единения с нашим прошлым. Она всегда говорила нам о необходимости сохранить дом для наших собственных семей и не прерывать линию наследования.

Но у папы были другие планы. Он затянул нашу семью в огромные долги еще когда была жива мама, а как только она ушла, стало еще хуже. Не знаю, чем все это закончится. Он растрачивает деньги на престижные ужины с его старыми чванливыми богатыми друзьями, делая вид, будто он имеет влияние в городе. Но на самом деле отец просто конченый пьяница. Он уже продал наш дом в городе, а сейчас у него появились виды и на пляжный домик.

Карина не понимает, почему я возмущаюсь. Она говорит, что папа возьмет себе только половину от продажи, остальные же деньги будут поделены между нами двумя. Сейчас она обручена уже в третий раз, и изо всех сил пытается казаться ровней своим любящими дизайнерские бренды друзьям. И ее не смущает тот факт, что после окончания колледжа она не проработала ни одного дня. Обычно она приводила мне доводы, что захудалый дом в глуши никому не нужен. И, по ее мнению, я могла бы потратить свою половину от вырученных денег на покупку дома для нас с Дэниелом. Или на отдых в каком-нибудь классном месте вроде Майами.

Сейчас я смотрю на отслаивающиеся обои с газетным принтом на стенах и на заднее крыльцо, где я читала долгими часами. Слово «крутой» никогда не подходило этому дому.

— Итак! — Холли громко хлопает в ладоши, переключаясь с разговоров о смерти, раке и других не риэлтерских проблем. — Твой отец сказал просто все выкинуть, — она, сияя, протягивает мне ключи. — Ты знаешь, тебе не обязательно все делать самостоятельно. Я легко могу позвонить кое-кому, чтобы они все упаковали и вывезли, избавив вас от хлопот. Тут неподалеку, через несколько городов есть большая база Гудвил.

— Нет, — громко протестую я, но быстро подавляю свою вспышку. — Я хочу сказать, что там могут быть вещи, которые стоит сохранить. Старые семейные памятные подарки. Я хотела бы осмотреть все сама.

— Разумеется! — отвечает Холли, неловко покашливая. — Ну, если что-нибудь понадобится, ты просто позвони. Только позвони. И передай от меня привет своему отцу, — добавляет она, усмехаясь. — Он рассказывал мне о своей книге. Когда она выходит?

Я вздыхаю:

— Мы пока еще не уверены, — отвечаю неясно.

Фанаты отца ловят каждое его слово, куда бы он ни пошел. Видимо, единственное оружие, оставшееся у прогнившего насквозь человека, такого как он — это обаяние.

— Ох, ну скажи ему, чтобы позвонил мне, если он когда-нибудь здесь появится.

— Не появится, — коротко отвечаю я. — Спасибо за ключи. Я дам вам знать, когда закончу с уборкой.

Холли выходит, пошатываясь на каблуках. Она явно сбита с толку. Я смотрю сквозь окно, как она садится в «лексус» и мгновенно срывается с места.

Я остаюсь одна.

На минуту я замираю в зале. Вокруг так тихо, слишком спокойно. Не слышно ничего, кроме звука далеких волн, бьющихся о берег, пения птиц и шума двигателей проезжающих в отдалении машин. Я осталась наедине со всеми воспоминаниями.

«С Эмерсоном...»

Чувствуя, как в груди разрастается паника, я роюсь в сумке и нахожу флакон с маленькими белыми таблетками, и они меня обнадеживают. Я снова их пересчитываю: одна, две, три, четыре, пять.

Они остались с прошлого рецепта, и я поклялась себе больше его не использовать. Дэниел и доктор не понимают, почему я не хочу их снова принимать, ведь они прекрасно справляются с моими паническими атаками. Лекарства. Но побочным эффектом этих таблеток является то, что после их приема я чувствовала себя одурманенной и отчужденной, как будто находилась за тонкой водной стеной, отделяющей меня от внешнего мира. При этом все мои мысли и чувства были сглажены, даруя спокойствие.

После смерти мамы я наконец нашла способ отключать свои эмоции, и это казалось блаженством. После того, как я потеряла ее и лишилась Эмерсона, на меня нахлынули страшные мучения и уныние. Тогда все, чего я хотела — это ничего не чувствовать. Но, по прошествии долгого времени, это состояние начало меня пугать. Сколько мне нужно лекарств, чтобы пережить еще один день?

Наконец я отказалась от антидепрессантов, но мои панические атаки продолжали появляться с регулярным постоянством. Я никогда не могу предугадать, когда меня снова накроет. Я буду просто идти по коридору в аудиторию, когда мой сердечный ритм может ускориться, а мир начнет вращаться. В такие моменты кажется, что мою грудь сдавливают железные листы, ломая тело. И я настолько погружаюсь в панику, будто умираю.

И так происходит каждый раз.

Я нашла способ справляться с большинством атак, прежде чем они выйдут из-под контроля, при помощи медитации, дыхательных упражнений и визуализации. Таблетки в сумке напоминают мне о том, что если удар случится снова, то я смогу его остановить. Но я не хочу зависеть от них настолько сильно. Они искушают меня испытать блаженное чувство онемения снова и снова. Я мечтаю покончить с лекарствами навсегда.