Меня не сломили! - [7]

Таким же способом носили еду товарищам, находящимся в бункере штрафников. Штрафников посылали на самые тяжелые работы, а на ночь закрывали в особые камеры: в одних можно было только лежать, в других сидеть, в третьих стоять. Кормили наказанных еще хуже, чем больных.

В связи с наступлением Советской армии на фронте, наше положение несколько улучшилось. Перевод на общее питание помог нам прийти в себя; мы немного окрепли физически, незначительно, но все-таки снизилась смертность, хотя побои продолжались с прежней силой. Получив передышку, мы начали готовиться к массовому побегу.

Побег

Когда я вышел из больницы, товарищи устроили меня работать в прачечную: там было сравнительно легче. Зарождение подпольной организации, разработка плана побега — все это проходило здесь, прямо на «рабочем месте». Собираться в прачечной было очень удобно: во-первых, здесь работали исключительно советские военнопленные, а во-вторых, гитлеровцы, напуганные тифозной инфекцией, нечасто подходили к нашему «муравейнику».

К августу 1942 года нас осталось всего 120 человек. Это была дружная и спаянная семья. Советские [252] военнопленные теперь имели авторитет у узников из других стран, даже эсманы нас побаивались, а если и били, то только поодиночке. Вместе мы были грозной силой. С каждым днем росли масштабы нашего неповиновения врагам, вскоре и пленные других национальностей стали присоединяться к нам. Командование лагеря встревожилось и решило принять экстренные меры, при этом оно отлично понимало, что в случае массового расстрела военнопленных на территории лагеря, русские непременно окажут серьезное сопротивление, а к ним присоединится и вся двухсоттысячная армия узников лагеря.

Следовательно, от русских нужно было тихо избавиться где-нибудь за территорией лагеря. Наконец эсэсовцы придумали такой способ: под видом обычного похода на работу привести нас на участок бань-газокамер, находившийся в двух километрах от лагеря, и там уничтожить несговорчивых пленников. Эти камеры были только что выстроены, и фашисты думали, что о существовании и тем более о назначении этих «бань» в лагере никто не знает. Камеры еще только проходили испытания, и первыми жертвами предназначалось стать советским пленным. Но, во-первых, об этих «банях» мы уже слышали, а во-вторых, накануне предполагаемых «испытаний» к нам в барак была подброшена записка: «Русские, будьте осторожны: вас хотят убить». Мы разгадали замыслы врага и решили устроить побег во что бы то ни стало. Даже если нас будет сопровождать отряд, равный нам по численности. В это время мы уже обзавелись ножами и другим холодным оружием. Неожиданно немцы отказались от этого варианта казни. [253]

Но через несколько дней в бараке снова очутилась предостерегающая записка: «Русские, будьте осторожны». Оказывается, немцы придумали новый план нашего уничтожения. Под видом дезинфекции одежды нас раздели догола и хотели вывести из лагеря в чем мать родила, лишив возможности пронести с собой оружие. Но в прачечной работали свои, и мы успели перед выходом одеть всех заключенных. Правда, напасть нам в тот день так и не пришлось. Утром, во время поверки, эсманы и виду не показали, что удивлены, увидев нас одетыми. А мы еще раз убедились в коварстве врагов.

Потом нам передали, что всех русских хотят перевести в блок смерти центрального лагеря Аушвиц. Сначала мы обрадовались, решив использовать перевод для массового побега, но затем узнали, что поведут нас не всех вместе, чего требовал наш план, а бригадами, причем прямо с работы. В этом случае побег был невозможен. Не теряя времени, мы стали проводить подготовку к освобождению всего лагеря; договаривались с иностранными узниками, особенно с поляками.

Неожиданно наши планы были нарушены. Польская бригада в количестве 150 человек, работавшая на копке канав под канализацию, устроила побег. Ввиду неорганизованности побег не удался. Причем беглецов ловили не только фашисты, но и заключенные, мечтавшие этим заслужить себе свободу. Они не знали, что благодарность к предателям не входит в список фашистских добродетелей: добровольных «помощников» вместе с беглецами поместили в бункер смерти. Ночью эсманы расстреляли тех, кто оказывал сопротивление, а остальных [254] задушили газами. Когда поляков повели на смерть, они запели свой гимн.

Потерпев неудачу с объединением всех заключенных лагеря, мы решили подготовить общий побег своими силами. В это время началось строительство следующей зоны около Биркенау, и многие партии военнопленных направлялись туда. В соответствии с лагерным стандартом, зона уже была ограждена, только с юго-восточной стороны был оставлен проезд для завоза стройматериалов. К концу рабочего дня, как обычно, на площадке лежало много убитых и раненых. Смерть стала неотъемлемой частью нашей лагерной жизни, мы привыкли к ней, а она к нам. Мы верили, что наше дело правое, а в таком случае даже смерть приходит на помощь. Случалось, что избитые заключенные, дабы избежать дальнейших побоев, заползали под стройматериалы и зачастую умирали там. Обычно на розыски посылали бригаду, в которой числился пропавший, а остальные узники стояли в строю до окончания поисков. Охрана не снимается с вышек до окончания поверки. Этим заведенным раз и навсегда порядком мы и решили воспользоваться.