Меньшиковский дворец - [20]

— Мишка из Гурзуфа, — со страхом выпалил я.

Вероятно, вид у меня при этом был такой растерянный, что майор неожиданно рассмеялся и сказал:

— Ладно, Мишка из Гурзуфа, иди спать. Завтра разберемся.

Влетев бегом в «кубрик», я рассказал моему другу Дане, что произошло. Он расстроился.

— Надо же, чтобы тебя угораздило попасться на глаза нашему «бате». Завтра он тебя, наверняка, выпрет. Да, и мне попадет.

Данил был старше меня на несколько лет. Я знал его с детства, когда наши отцы служили вместе в одном гарнизоне. Сейчас он заканчивал Ленинградское высшее инженерно–морское училище им. Макарова, куда я приехал поступать. Отправив свои документы в училище, я не стал дожидаться вызова и выехал в Ленинград. В училище мне сказали, что мои документы еще не пришли, поэтому дать мне направление в общежитие они не могут. Тогда я нашел Данила в «экипаже» на 23‑й улице и он приял решение.

— Будешь жить пока у нас. В «кубрике» сейчас есть свободные койки, некоторые ребята живут в городе, «на квартирах». Питаться будешь в нашей столовой. Для этого мы тебе подберем курсантскую форму. На КПП сейчас дежурят только наши ребята, остальные — на практике. Твоя задача днем не попадаться на глаза нашему «комроты». Он, — конечно, мужик нормальный, но «служака». Найдешь, чем заняться днем?

— Найду, — уверенно ответил я.

Так оно все и устроилось. Был 1960 год. Днем я пешком бродил по городу, который еще не был полностью восстановлен, в центре еще встречались развалины домов. Но я влюбился в этот город с первого взгляда.

В то время в городе были очень популярны «танцы». В «белые ночи» танцевали даже на Исаакиевской площади под духовой оркестр. Дворец культуры им. Кирова на Васильевском острове был местом отдыха исключительно курсантов военно–морских училищ и «Макаровки». Появляться ребятам в «гражданском» там было неуместно. Это я понял в первый же вечер, когда Даня взял меня туда с собой. Следующий раз я уже был в «своей» курсантской форме. Правда, пришлось «выкручиваться», объясняя своим юным «дамам», почему у меня на рукаве пять «шевронов».

Разумеется, после таких вечеров, мы возвращались значительно позже, чем это было допустимо «режимом». А ночью на КПП находился дежурный офицер. Поэтому ребята мне показали, где и как можно перебраться через стенку забора, минуя «дежурку». Вот, во время очередного позднего возвращения я и был «застукан» майором…

Но на утро ничего не произошло. Майор зашел в «кубрик», подошел ко мне и весело спросил:

— Ну что, гурзуфский мишка, выспался? Тебе еще рано с этими жеребцами по танцам бегать. Готовься к экзаменам! — И ушел.

Между тем, ребята один за другим защищали свои «дипломные проекты». О своих назначениях они уже знали и готовились к отъезду, закупая на свои «подъемные» в огромном количестве гражданскую одежду. Даня получил распределение в Находку и был очень доволен.

Я рассматривал их выпускные альбомы с фотографиями их заграничных «практик» и страшно завидовал. Но никак не мог понять их радости по поводу расставания с курсантской формой. Особенно ненавистными для них, как я понял, были «мичманки», которые они презрительно называли «касками».

После торжественного вручения дипломов на площади перед Кировским дворцом, на котором я присутствовал вместе с десятками родственников и подруг курсантов, Данил объявил в «кубрике»:

— Ну, сегодня — «отвальная». Ты, конечно, едешь с нами.

— Куда же нам без него? — сказал кто–то из ребят. — Мишка у нас теперь вроде талисмана.

«Отвальную» кампания друзей устраивала на «квартире», где снимал комнату один из них. Квартира находилась на Петроградской стороне, куда все и отправились вечером на нескольких «такси». Я ехал один в машине, на заднем сидении которой лежали «мичманки» ребят. Мое «спецзадание» заключалось в том, чтобы доставить их на «место», что я с гордостью выполнил.

В небольшой комнате «коммуналки» собралась большая кампания ребят и их девушек. Стол ломился от напитков и закуски. Было шумно и весело. Танцевали под «радиолу», которая крутила «заграничные» пластинки. Я чувствовал себя вполне комфортно, потому что на меня никто не обращал внимания.

Водку я не пил с тех пор, как однажды в детстве со школьным приятелем мы попробовали выпить «четвертинку» на двоих. Но я пил вино и был уверен, что «умею пить». Однако когда шампанское быстро закончилось, выяснилось, что вина на столе нет. Тогда передо мной поставили необычную бутылку с заграничной этикеткой, на которой был изображен негр под пальмами.

— Вот тебе настоящий напиток для моряков, — сказал кто–то из ребят, — приобщайся к морской жизни.

На этикетке я прочитал: «Ямайский ром». Ром мне не понравился. У него был странный приторный вкус и резкий запах, которые я запомнил на всю жизнь.

От этого рома я вскоре «набрался», но сохранял «полное сознание». Меня затошнило. Я понимал, что выходить в таком состоянии в коридор «коммуналки» нельзя, чтобы не компрометировать всю кампанию. Я сел на подоконник открытого окна «подышать свежим воздухом» и меня вырвало. После этого мне стало значительно лучше, и я присел в кресло в углу комнаты. Никто ничего не заметил.