Меньшиковский дворец - [17]
Сергей тогда не мог знать, что он не станет капитаном, но пройдет очень много лет и он, все–таки, будет стоять на противоположном берегу Тихого океана и вспомнит свой «заветный» камень…
Ребята шли долго, очень долго, переваливая одну сопку за другой, стараясь не спускаться вниз потому, что там было уже темно. Малыши устали, пришлось дважды делать привал. Сергей старался, чтобы они прошли как можно больше до наступления темноты.
Наконец, он выбрал, как ему казалось, самую высокую сопку и решил, что ночь они проведут здесь. Под большим деревом был сооружен шалаш из веток, которыми в нём также была устелена земля. Пригодились сапёрная лопатка и штык. С другой стороны дерева было расчищено место для костра. Сашка и Олька насобирали хвороста, и Юра развёл костер. Сергей разрешил доесть оставшиеся бутерброды и допить чай из фляжки. Вода, а также ягоды и собранные по дороге лесные орехи, были оставлены назавтра. Он не мог знать, сколько им еще придётся пробыть в лесу.
— Дежурить у костра будем по очереди, — сказал Сергей. — Сначала Юра, затем я, после меня Сашка и последняя Олька. Дежурный будит следующего.
Конечно, он знал, что малышам дежурить не придется. Но хотел, чтобы они тоже чувствовали свое участие в общем деле и не расслаблялись. Он удивлялся тому, как они до сих пор вели себя без капризов. Сашка и Олька забрались в шалаш и вскоре там затихли. Сергей остался у костра рядом с Юрой.
— Я посижу немного с тобой. Всё равно спать не хочется.
Они сидели и молчали, думая каждый о своем.
— Смотри, — вдруг сказал тихо Юра, — огонь.
— Где? — не понял Сергей. — Какой огонь?
— Да, вон там, на соседней сопке. Видишь?
Сергей посмотрел по направлению, куда показывал Юра, и, действительно, увидел огонь. До соседней сопки было, наверное, несколько сот метров. Но в ночи огонь был виден очень чётко.
— Как здесь может быть костер? — поразился Сергей.
— Может быть, это нас ищут? — спросил с надеждой в голосе Юра.
— Откуда? Еще никто не знает, что мы ушли. Нас хватятся только завтра вечером, когда вернутся родители.
— Тогда, может быть, это — охотники?
— Сезон охоты еще не начался. На кого сейчас охотиться, на рысь?
Это Сергей знал от своего отца, который был заядлым охотником. Поэтому, когда они шли по лесу, он, время от времени, поглядывал на ветки деревьев, где могла затаиться таёжная кошка.
— Это могут быть «дезертиры», — неуверенно сказал он.
Отец рассказывал, что иногда только что прибывшие солдаты, уходили «погулять» в тайгу, думая, что тайга — это просто большой лес. Если кто–то из них не возвращался к «поверке», отправлялись их искать. Отец переодевался в свой «охотничий костюм», который представлял собой просто его старую форму без знаков различий, брал охотничье ружье и говорил:
— Ну, я пошел за «зайцами». К ужину не ждите.
Он всегда возвращался с «зайцами», которые после такого похода отсиживались на «губе». Они никогда не уходили в лес с оружием, поэтому Сергей знал, что нечего их бояться. Но все–таки решил костёр больше не разжигать.
— Ну, иди спать, — сказал он Юре. — Твоя смена кончилась.
— А как же ты останешься один? А если «они» придут сюда?
— «Они» сюда не придут, потому что не знают, кто здесь, — сказал Сергей, больше убеждая себя, чем приятеля. — На всякий случай, ты возьми с собой саперную лопатку. А у меня есть штык.
— Ну, ладно, я пошел. Но, ты, если что, буди меня, — сказал на прощанье Юра и исчез в шалаше.
Сергей остался один. Костёр догорал, и темнота вокруг сгущалась. Это было даже лучше, потому что в темноте ориентироваться было легче. Огонь на противоположной сопке продолжал гореть. Но чем больше Сергей вглядывался в него, тем больше он сомневался. Костёр так не горит!
Костёр в лесу горит, либо уменьшаясь, время от времени, либо увеличиваясь. Вокруг него в темноте обычно виден некий «ореол» разлетающихся искр. А здесь огонь горел ровно, как будто кто–то включил большую лампу дневного света.
Подумав об этом, Сергей вспомнил, как однажды он поздно ночью на велосипеде возвращался домой от своего друга Николая. Друг его жил в рыболовецком посёлке на берегу моря в километрах двадцати от гарнизона, только в другую от «Промысловки» сторону. К этому посёлку вела бетонная, вероятно, военная дорога. Так что, мчатся по ней на велосипеде было одно удовольствие. Правда, в конце пути приходилось сворачивать с этой дороги и километра два спускаться к морю по петлявшей просёлочной дороге, в которой грузовиками была продавлена одна глубокая колея. Но он овладел этим «слаломом» и спускался, не слезая с велосипеда, за несколько минут. Назад вверх приходилось вести велосипед в руках.
Сергей очень любил эту маленькую рыбацкую деревушку. Они с другом обследовали все береговые окрестности. Облазили вытащенные на берег старые рыболовецкие суда. На вёсельной лодке уходили к скалам, ограждавшим вход в бухту. Там рыбачили и купались. В доме друга его принимали, как своего. Обычно он оставался ночевать. Но однажды он решил вернуться домой вечером, надеясь проскочить до наступления ночи. И не успел. Ночь его застигла на середине дороги. Но фонарик на велосипеде работал надёжно, и он спокойно крутил педали.
Книга написана на основе дневника автора, который работал в Никарагуа в период с 1982–1985 гг. Однако это «роман-хроника», точнее публицистический «роман». На фоне действительных трагических событий, происходивших в стране, в которой только что свершилась революция и шла гражданская война, автор излагает перипетии личной жизни героя через призму отношений с окружавшими его людьми. Это сопровождается экскурсами в историю, анализом политической ситуации и другими размышлениями героя.Книга представляет интерес для современного читателя, поскольку даёт возможность познакомиться с ещё одной малоизвестной страницей мировой истории XX века.
«Записки» охватывают период истории Латинской Америки с 1492 года, года открытия Христофором Колумбом Америки, до 1980‑х годов XX века, времени апогея латиноамериканского революционного движения. Жанр работы определяется тем библиографическим материалом, в основном испаноязычным, с которым автор имел возможность познакомиться во время своей стажировки на Кубе (1966–1968 гг.) и преподавательской работы в Никарагуа (1982–1985 гг.). Автор воздерживается от личных оценок и инсинуаций, считая своей задачей познакомить современного читателя, прежде всего, с объективным содержанием истории двухвековой борьбы латиноамериканских народов за свое освобождение.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Включенные в сборник рассказы и очерки, написанные в литературном стиле «non fiction», представляют собой некое возвращение в еще недавнее, но уже далекое прошлое страны, которой сейчас нет. В них автор стремился воспроизвести атмосферу «советского образа жизни». Написанные позже очерки и эссе, фактически, о том же прошлом, которое напоминает о себе сегодня. Книга представляет интерес, прежде всего, для современной молодежи, которая хотела бы понять смысл жизни предшествующего поколения.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.