Менестрель - [2]

Джудит опять начала кашлять, Дункан никогда в жизни не чувствовал себя таким беспомощным. Его пальцы, ставшие в этот миг неловкими, снова поднесли чашу ко рту матери, но когда он отнял ее, то увидел кровь на краях посуды.

Женщина выглядела такой хрупкой, будто дуновение ветерка могло в любую минуту подхватить Джудит и унести. И Дункан не знал, сможет ли он перенести все это. Мужчина так много хотел ей дать. Ведь у нее никогда ничего не было в Уортингтоне. Его отец был жестоким человеком, который каждый год награждал ее очередным ребенком. Двоих детей она не смогла выносить. Еще трое умерли незадолго до своего первого дня рождения. Лишь двое смогли дожить до пятнадцати лет, и один из этих двоих — его старший брат, который умер под Ланкастером.

— Что я могу сделать, мама?

— Поклянись… мне, — сказала она. — Поклянись мне, что женишься лишь по любви. Защищай ее. Заботься о ней. — Она слабо улыбнулась. — Люби жену свою, так как нет большей радости, чем любовь.

Мужчина ошеломленно замолчал. Он никогда не слышал ласкового и нежного слова, которым бы обменялись мать и отец. Джудит была всегда послушна и занималась садом, особенно после того, как Дункан и его брат были отосланы учиться воинскому делу.

Любили ли родители друг друга когда-нибудь? Нет, он так не думал. Это был брак по расчету. Она принесла отцу земли, а он защищал ее семью. Внезапная мысль зажглась в его сознании. Выходит, мать любила кого-то еще?

— Дункан. — Ее голос становился все слабее и слабее, как будто с каждым словом из нее выходила жизнь. — Ты клянешься?

Он не верил в любовь. Для него это было что-то не существующее, миф, фантазия.

Дункан сжал ее почти безжизненную руку. Он будто хотел влить в нее свою силу. Ее яркие и пристальные глаза, полные лихорадочного блеска, смотрели на него.

— Твоя клятва…

Дункан кивнул.

— Я клянусь, — сказал он, с ужасом смотря, как ее глаза закрываются, и последний, неслышный вздох, полный покоя и радости, срывается с губ.

Глава 1

Давать обеты куда проще, чем исполнять их. Дункан оглядел большой зал, успевший придти в бедственное состояние из-за безразличия всех предыдущих хозяев. Увидел он лишь алчность.

Все эти соседские семейства появлялись друг за другом, и все — с дочерьми на выданье. Они стучались в его дверь и ожидали радушного приема, с тех самых пор как он имел глупость позволить им прознать, что ищет невесту.

Претендентки были самые разнообразные: веселые и робкие, умницы и глупышки, очаровательные прелестницы и невзрачные дурнушки, богатые наследницы и не такие уж богатые, но с не меньшими притязаниями.

Большей частью Дункан видел в них корысть.

Среди них его внимание привлекла лишь одна тихая, но приятная девушка; однако она вздрагивала всякий раз, когда он приближался к ней. Дункан нечаянно услышал, как она говорила отцу, что его обезображенное лицо и репутация вселяют в нее ужас. Ему не нужна была запуганная невеста, но как успокоить ее страхи он не представлял.

Не то, чтобы его сердце пело от любви. Если такое на самом деле возможно. Дункан сильно в этом сомневался, однако он поклялся матери и во что бы то ни стало постарается сдержать обещание. Ни разу за свою жизнь он не нарушал клятвы рыцаря; и не собирался начинать, особенно ради единственного человека, любившего его.

Дункан уселся за стол и постарался отогнать чувство одиночества и ощущение бесполезности своей клятвы. «Гораздо лучше будет завести невесту так, как это делают другие; она принесет земли, рыцарей, богатство. Такой вещи как истинная любовь, — думал мужчина, — не существует». Она не более чем измышление менестрелей и трубадуров, сказителей и рифмоплетов.

Но он уже дал эту проклятую клятву…

Какая-то молодая женщина изогнулась, предлагая ему чашку чая и одновременно выставляя напоказ кое-какие свои прелести. От нее так несло духами, что Дункан едва не свалился со стула. Ее отец, дворянин, живущий по-соседству, глупо ухмыльнулся. Чуть раньше он остановил Дункана в зале и заявил, что дает за дочерье самое большое приданое.

Дункан знал, что этот человек, бывший Йоркист, вызвал гнев нового короля из семейства Ланкастеров и возможно страшился возмездия. Все, что ему оставалось — это продать свою дочь, чтобы спасти себя и свои владения. Но что тогда делать с остальными отцами, полными надежд, которых сопровождали жены, сохранявшие обеспокоенное выражение на лицах.

В зал вошел менестрель и остановился, ожидая кивка хозяина замка. Дункану пришлось нанять странствующего музыканта, когда его зал оказался полон гостей. Это было вовсе не гостеприимство. Он сделал это ради собственной выгоды. Это отвлекало его от бедлама, в который превратился его большой зал.

Ему не стоило рассказывать священнику о предсмертной просьбе своей матери. Дункан был уверен, что все это незваное общество появилось в его доме именно после этого.

Бродячий менестрель, появившийся в замке всего несколько дней назад, начал играть. Звук его лютни потонул в нарастающем гуле голосов. Но в отдельные моменты (изредка), звук доносился до Дункана и тот понял, что поет менестрель хорошо. Конечно, не так великолепно, как Рис. На мгновение он вернулся мыслями к тем кратким минутам затишья между битвами как в Англии, так и на континенте. Рис любил музыку, как истинный валлиец, и даже учил Дункана играть. Они делали это скрытно, так как Дункану не хотелось, чтобы его люди сочли его слабым. Однако это взяло его за душу, он словно утопающий хватался за музыку как за соломинку. Если не считать его мать. которая была доброй, но находилась далеко, он не знал в жизни почти ничего кроме тренировок и войны, и продолжалось это столь долго, что не хотелось даже вспоминать.