Мемуары на руинах - [74]

Нужна разлука. Но не разруха. Разлука нужна спокойная, когда я работаю, ты работаешь, и мы знаем, что оба друг с другом. Будь спокойнее, хорошая моя. Я очень скучаю без тебя и жду писем каждый день.»

ДОКТОР:– Простите, мне трудно следить…

– Меня простите. Я знаю, что, видимо, только мне важна каждая строчка, потому что я слышу голос… Нет сил сокращать. Что же до фактов… Объясню. Володя Шацев попал в ТЮЗ благодаря тому, что его папа был другом детства З. Я. и работал в музее и лит. части. Мы познакомились в очереди за зарплатой. Когда я увидела в его руках очень достойную книгу, появился повод для дружбы, продолжавшейся потом много лет. Несмотря на не столь зависимое, как у артистов положение в театре, Володя очень тяжело переживал деспотизм мастера, распространяющийся на всех. Это тоже нас очень сблизило. Кроме того – Володя умница, талантливый литератор и педагог. Путято – его одноклассник, претендующий на знатное происхождение, в совершенстве знал английский и чешский и тоже пытался стать писателем, но отличался, в основном, буйной фантазией. Он постоянно рассказывал о себе какие-то фантастические истории с подробностями, не допускающими сомнения в рассказе. Это был мой спасающий круг.

Скандал, о котором идёт речь, произошёл в доме моей одноклассницы и подруги, где собрались её университетские друзья. Пили много, разговоры были развязные, на грани… Каким-то образом вышли на больную для Маруси тему. Ту самую… Уже в слезах она кричала, что не хочет быть хорошим другом и тратить время на то, чтобы клеить кому-то обои, что люди вообще ей не очень нравятся, и что то, что девушка в романе взлетела на простынях, ей важнее всех бытовых подробностей существования соседей. Шацев Марусю поддержал и увёл.

18.11.79

«Здравствуй, моя хорошая!

Получил твоё стремительно-здоровое письмо и порадовался, что ты в делах, и важных и бессмысленных (чем я упорно считаю разговоры с мастером по инициативе «снизу», но всё-таки в делах.) И ты хоть успокоилась по сравнению с предыдущим своим скандально-неправильным посланием, за которое я, не удержавшись, аж начал ругаться в прошлый раз. Всё дело в Бахусе, который не отдых, а дело. Если так, то человек гробится. Ладно, чего уж. Ты спрашиваешь, как я и что – подробно не жди. Ем, ну что я ем-пищу 3 раза в день. Сегодня у меня премьера книжки: я прочитал 70 стр. «Записок из Мёртвого дома», – взял в библиотеке, вот какая радость.

С З. Я. не говори, он в силу своего положения не может расценивать искренние поступки как искренние, даже если всё знает. Бог с ним. Он, при всей любви к нему – З. Я., и только, а есть искусство и оно – всё. И есть мы, которые должны что-то искусно делать. Не знаю, я постепенно научаюсь не ждать ничего от людей, не теряя к ним любви или интереса. Хотя, конечно, трудно разучиться требовать от людей интереса к себе, пот. что инерция – самая большая сила на свете.

Много чего всякого думаю, и думаю, что думаю куда надо, но смешно – как бывало, проверять не тороплюсь, и вообще на сцену уже не хочется, только по первости тянуло. А сейчас знаю – рано. Мне бы почитать, позаниматься с Галиндеевым, спортом, а потом подумать. В каких-то внутренних, не сформулированных требованиях к артисту я сильно убеждён, а если так, то часто проверять или провозглашать этого не будешь. Да и потом, убеждаться и убеждать надо не с языка и не языком, а с тела и телом. Ладно, раздухарился я (от слова духовный) слишком.

Замечательно написал твой теперешний коллега Натаныч. (Шацев) Умница редкий и пролил массу бальзама. Что читаешь? Стихов-то пришли 8 строчек, будь добра. Как Ленинград, не сам по себе, а сам по тебе? Чего в театрах? По-прежнему закулисье интересней сцены, или уже пусто кругом? Да и забредает ли какой-нибудь шальной интересный человек в поле твоего зрения? Заблудившийся.

Очень хорошо, что хорошо играешь, особенно Марину и доводишь директрис до кондрата. Этак продолжаешь мочаловские традиции. Ты, судя по письмам, делаешься так смешно, по-детски серьёзно энергичной, а уж как я, извини за резкость, сублимирую, сама видишь. К чему это я, не знаю, но так захотелось. Скучаю очень и хочу тебя обнять, вот к чему.

Спасибо, что так хорошо пишешь и мою ахинею читаешь. Побудь ещё со мной, а там посмотрим, что будет дальше. Мы ведь странные. И как куклу новую получим, ломаем тут же, чтобы узнать, что внутри. Однако, ничего, мы люди привычные. Хочешь если, то получи цитату из «Мёртвого дома»: «Весь этот народ работал из-под палки, следственно, он был праздный, следственно, развращался…» Мне очень это нравится, пот. что просто- гениально, и так многое псевдосложное объясняет. Внутренне составляю план книг к системному прочтению. Очень хочется прочного.

Пока, любимая моя дурында. Крепко спи по ночам, и ешь хорошо, и работай толково.

P. S. Приезжать, пожалуй, не надо, не дёргайся. У меня скоро праздник – присяга, а потом посмотрим, лучше потом.

P. P. S. Не потому что важное, а просто не оторваться. Давай будем добрыми. Что отдашь – тебя обогатит. Не знаю, к чему это. Подожди меня, Машка, мне нужна эта уверенность, пот. что иногда страшно делается, но ещё страшнее, если вдруг потом всё вернётся, и начнутся мои глупости и злобы. Прости, что дёргаю, но этой слабости хоть чуть-чуть, и только при тебе. Не слабости тебя дёргать, а слабости быть слабым. Скучаю я и умираю, Не сердись – пиши.»