Мемуары на руинах - [32]

Шрифт
Интервал

Вечер ТЮЗа в Капелле. Многое видела впервые, (у нас не поощрялось общение со старшими). Ну что говорить! Здорово! Никогда, наверное, мы так не сможем. Не умеем работать. Причём неизвестно, что первично: не умеем работать, потому что не работаем, или не работаем, потому что не умеем работать правильно, и работа не приносит радости. И почему на мастерстве так часто клонило в сон?

Весь март был посвящён работе над баснями.


27.03.70

Перечитываю дневник, и тошно делается. После занятий с З. Я. – сплошные цитаты. Потому что большинство положений обсуждать, обдумывать бессмысленно. Со всем согласна – наматываю на ус. А после практического занятия писать тем более нечего, потому что всё одно и то же: не оправдано, не родилось, не верим! Как всё мертво внутри! Комиссаров принёс «Мастера и Маргариту». Читала взахлёб. Не отрываясь. И ничего не поняла. Остались только эмоции, как сон. Хочу быть ведьмой, чтобы делать гадости. Не стыдясь себя, не мучаясь от того, что кто-то меня не любит, не выясняя: за что? Как хочется не презирать себя, быть сильной, независимой, лететь со страшной скоростью на метле и бить стёкла в домах недругов. Хоть их и нет.


21.04.70

Наконец пришёл З. Я.

Узнала о том, что будет З. Я., и не обрадовалась, испугалась только. Кажется, зачем тогда здесь учусь, если боюсь Мастера? Стыдно. Перед нами человек, способный на титанический труд. Почему я не способна? Угрызения совести мучительны. Вот он приходит, и страх постепенно улетучивается, но всё равно трудно. После занятий часто хожу, как пришибленная. Вот и сегодня то же. З. Я. смотрел только одну басню. После этюда попросил Юру Орнатского прочесть басню. Плохо Юрка читал. Не связывался у него этюд с басней. Всё последнее время занимались в основном этюдами, а к читающим басню предъявлялось одно требование: громче! – не слышно, осмысленнее – ничего не понятно! З. Я. рассердился. Предложил читать ещё раз, ещё раз…. Закричал. Юрка, парализованный страхом, посередине сцены, у всех на виду… уже ничего не соображал, читал по инерции, пытался угодить и перебирал интонации. С каждым разом всё хуже и хуже. Как мне жалко было его. Хотелось схватить его за руку и увести. Ведь я бы на его месте чувствовала бы и делала тоже самое. (Ю. Орнатский, лучше всех собиравший «магнитофоны» в первом семестре, во втором был отчислен) З. Я. полностью разочарован, мы подавлены. Всё справедливо, и всё-таки, тяжело. И в довершение – происшествие с Галкой. Нам раздали дневники. У Галки не было. Почему? Потому что написала мало и постеснялась сдавать халтуру. Бывают дни, когда есть потребность записать передуманное. Случается – нечего писать. От человека зависит, каких дней больше: наполненных либо нет. Я отвлеклась, пропустила, каким образом от оценки за дневник перешли на тему о средних актёрах. Галя заявила, что хочет быть средним артистом. Неужели можно всерьёз принимать её слова. Говорит ведь, не соображая, просто перенервничала и не может объяснить то, что чувствует на самом деле. Мастер кричит. Кто ещё хочет быть средним артистом? Я чуть не вскочила из солидарности, но задумалась. В самом деле, я не так много видела спектаклей в ленинградских театрах, но зачитывалась воспоминаниями о Ермоловой и Комиссаржевской. Описания того, как зрители в зале рыдают, не могут покинуть свои места, уйти из театра, поражённые, потрясённые до глубины души. А сейчас? Известная актриса изображает плач, а зрители, выходя, говорят о чём угодно и, немного отойдя от театра, забывают о спектакле. Зато потом будут говорить сослуживцам: «Посмотрел, ничего, только вот…» Ах, какой эрудированный, высокодуховный человек, он посмотрел весь репертуар, это ему понравилось, а то – нет! Он судит, а что изменилось в его сердце? Нет, я точно, не будущая Ермолова, стать бы просто профессионалом, средним актёром, но ходить на работу в театр, а не в ЦКБ… В общем, я с Галкой солидарна.

Маруся:«Но, казалось бы, естественный (в другом кругу) обмен мнениями, превратился в бунт, который, как известно из истории, имеет обыкновение разрастаться». (Из искры – пламя).

Нам велено было худеть. Кто-то достал рецепт на гормональные лекарства от ожирения, которые мы радостно приобрели. Дозу, конечно, увеличили для быстрого результата, при этом ничего не ели. Через некоторое время управлять нервной системой стало почти невозможно. Мастер в очередной раз рассердился на курс (Старшие открыли нам нехитрый механизм: каждый раз, когда Мастер выпускал спектакль, он ссорился с курсом всерьёз, так, чтобы чувство вины глубоко внедрилось в сознание учеников, что, по идее, должно было увеличивать творческую энергию. По идее… Мы просто скисали.)

– «Все ваши беды от того, что вы эгоисты!»

Честно говоря, надоело: я уже была «эгоцентрик», «вещь в себе», «колба» – Вениамин Михайлович, тогда юный, тоже любил дать точное определение! А всё только потому, что я честно ждала когда «родится», зазвучит внутренний голос, появятся запахи, звуки… короче, ждала галлюцинаций, и как только не угодила в психушку!

Не понимаю… Ведь эгоизм – естественное человеческое чувство. Я не встречала человека, лишённого его. Если бы я не была эгоисткой – никогда бы не пришла сюда, зная, как трудно больным матери и отцу кормить меня лишних 4 года. Я бы посвятила свою жизнь сначала им, а потом человеку, которого смогла бы полюбить больше себя, хотя это тоже трудно себе представить. Я не выросла ещё до любви к людям «вообще». И разве на Западе, где «царствуют индивидуализм, насилие и капитал», где эгоцентризм – форма существования, нет огромного количества замечательных актёров? Почему же это естественное свойство мешает именно нашему курсу?


Рекомендуем почитать
Вокруг Чехова. Том 2. Творчество и наследие

В книге собраны воспоминания об Антоне Павловиче Чехове и его окружении, принадлежащие родным писателя — брату, сестре, племянникам, а также мемуары о чеховской семье.


Записки старика

Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.


«Запомните меня живым». Судьба и бессмертие Александра Косарева

Книга задумана как документальная повесть, политический триллер, основанный на семейных документах, архиве ФСБ России, воспоминаниях современников, включая как жертв репрессий, так и их исполнителей. Это первая и наиболее подробная биография выдающегося общественного деятеля СССР, которая писалась не для того, чтобы угодить какой-либо партии, а с единственной целью — рассказать правду о человеке и его времени. Потому что пришло время об этом рассказать. Многие факты, приведенные в книге, никогда ранее не были опубликованы. Это книга о драматичной, трагической судьбе всей семьи Александра Косарева, о репрессиях против его родственников, о незаслуженном наказании его жены, а затем и дочери, переживших долгую ссылку на Крайнем Севере «Запомните меня живым» — книга, рассчитанная на массового читателя.


Архитектор Сталина: документальная повесть

Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».


Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.