Мемуары на руинах - [24]

Шрифт
Интервал

Итак, огорчительные впечатления в период поступления, радости, испытанные в этот период. Когда на первом занятии был задан вопрос о том, что именно огорчало и радовало, кто-то сказал: «Огорчало то, что не поступили многие ребята, с которыми сдружились». Мои огорчения – чисто эгоистического характера. Да, жалко ребят, хорошие были ребята, но это механические, неискренние мысли. Я прекрасно чувствую, физически ощущаю состояние полной пустоты и одиночества после того, как в списке не была названа твоя фамилия. Долго не можешь опомниться, и на счастливчиков смотришь так, как будто они гении, откуда – то с другой планеты, и отлично знаешь, что их жалостливые взгляды – случайность, минута – и от жалости не остаётся и следа. Они уже заняты новыми заботами. Ты уходишь и долго-долго плачешь где-нибудь в укромном месте.

Самое большое огорчение, которое я пронесла через все три тура – то, что никогда не удаётся сделать то, что хочется. Пока вызывают других девочек, забыв о том, что скоро и мне выходить, слушаю их и, кажется, чувствую все недостатки. Малейшая фальшь в голосе, интонации, всё это моментально отдаётся где-то в груди, и уже знаю, как надо бы прочесть, и уже читаю мысленно. Но вот выхожу на середину комнаты – голос не повинуется. Что я говорю! Как я говорю! О, Боже мой! А в это время, наверное, девочки сидят и отмечают про себя, непроизвольно, каждую мою фальшивую нотку. Отвратительное чувство, когда выходишь на сцену с дрожащими ногами, не способными просто согнуться, не то, что вальсировать, или исполнять «характерные» па. И вот танец, тщательно подготовленный в общежитии института Культуры, вызвавший одобрение у знакомых студентов, «проваливается» в самый ответственный момент: на туре. И не так уже радует весть о том, что допущена к третьему туру, потому что всё время живёт чувство, будто тебя взяли по какой-то случайности, ведь способности свои ты так и не показал. Чувство неустойчивости, шаткости твоего положения в студии. На третьем туре раздали драматические отрывки и познакомили с кураторами. Как я ошибалась, когда считала роль Джульетты своей и самонадеянно думала, что справлюсь! Встреча с куратором – и вся моя самоуверенность разлетелась в пух и прах! «Дорвалась» до трагедии и, не имея опыта игры, стала выть. Не знаю, как это получалось. Может быть, дурную услугу оказала привычка «петь» стихи:

«Белорунных ручьёв Ханаана брат, сверкающий Млечный путь!..»

«Ромео, о, зачем же ты Ромео! Покинь отца и отрекись навеки…»

Текст, который знала без запинок, вылетел из головы напрочь. Всё, на что я была способна – схватить партнёра за руки и трястись крупной дрожью. Педагоги по речи засомневались, есть ли у меня вообще голос. Как странно. Ещё во время поступления быть студийцем казалось таким счастьем, которое невозможно пережить. Но вот сдана история, написано сочинение, но кроме усталости – ничего. Я до сих пор не верю, что всё это не сон, и поверю, наверное, только когда начнутся занятия, и, как во сне прикоснусь руками: если не исчезнет – значит, я, действительно, счастлива!


30.07.69 г. Первое занятие.

Пришли, сели, началось. То и дело мелькало: «Очень важно. Надо обязательно запомнить.» Но вот появлялась другая мысль, её надо было тут же схватить, обработать, пережить, отложить куда-нибудь в уголок мозга, но времени не хватало. Пыталась только запомнить сказанное, чтобы после занятия «переварить». Но, то ли я была не готова, то ли слишком много было этих мыслей – непривычная пища мозгу, не знаю. Факт тот, что выйдя на улицу и попытавшись что-нибудь вспомнить, я обнаружила, что в голове кроме светло-серого тумана ничего нет. Во время занятия поздравить нас пришли старшекурсники. (Потрясающий по составу курс, уже создавший «Наш цирк») Чудная песня, чудное исполнение. Неужели и мы будем такими? Но почему все девочки плачут, а мальчики виновато улыбаются? Почему? Не понятно, но чуть не расплакалась вместе с ними. Результат занятия: надо работать, надо что-то (а что именно?) на корню в себе переделывать, что-то оставить позади, начать новую жизнь! В конце концов, мысли, может, не так важны, как настроение, вызванное первым занятием: желание делать, огромное желание делать! (Которое очень быстро улетучилось, стоило мне заняться подготовкой подарков людям, в большинстве своём мне не знакомым. Слава богу, что хоть имена и фамилии запомнила!)

Творчество летом.

Итак, дневник у меня не вышел. Каждое утро я вставала с надеждой, что сегодня оно должно начаться, творчество. Но с утра приходилось идти в магазин, на рынок… Потом одноклассницы сдавали экзамены в ВУЗы, кому-то помогала, кому-то мешала (не нарочно), читала какие-то книги, а творчества всё не было и не было. Правда, много времени уходило на «упражнения». Летняя «idee fixe» была постановка голоса. Целыми днями, когда отец уходил, я пела романсы низким, «грудным» голосом, стараясь, чтобы звук резонировал где-то в животе. Мне усиленно стучали в потолок соседи сверху, и в пол – соседи снизу, но я мужественно переносила «критику». Но вот настали холода, пальто ещё не готово, я мёрзну, хрипну, сиплю, лечу насморк и с каждым днём теряю надежду исполнить свой музыкальный номер в концерте. …


Рекомендуем почитать
Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.


«Запомните меня живым». Судьба и бессмертие Александра Косарева

Книга задумана как документальная повесть, политический триллер, основанный на семейных документах, архиве ФСБ России, воспоминаниях современников, включая как жертв репрессий, так и их исполнителей. Это первая и наиболее подробная биография выдающегося общественного деятеля СССР, которая писалась не для того, чтобы угодить какой-либо партии, а с единственной целью — рассказать правду о человеке и его времени. Потому что пришло время об этом рассказать. Многие факты, приведенные в книге, никогда ранее не были опубликованы. Это книга о драматичной, трагической судьбе всей семьи Александра Косарева, о репрессиях против его родственников, о незаслуженном наказании его жены, а затем и дочери, переживших долгую ссылку на Крайнем Севере «Запомните меня живым» — книга, рассчитанная на массового читателя.


Король детей. Жизнь и смерть Януша Корчака

Януш Корчак (1878–1942), писатель, врач, педагог-реформатор, великий гуманист минувшего века. В нашей стране дети зачитывались его повестью «Король Матиуш Первый». Менее известен в России его уникальный опыт воспитания детей-сирот, педагогические идеи, изложенные в книгах «Как любить ребенка» и «Право ребенка на уважение». Польский еврей, Корчак стал гордостью и героем двух народов, двух культур. В оккупированной нацистами Варшаве он ценой невероятных усилий спасал жизни сирот, а в августе 1942 года, отвергнув предложение бежать из гетто и спасти свою жизнь, остался с двумястами своими воспитанниками и вместе с ними погиб в Треблинке.


Дневник офицера: Письма лейтенанта Николая Чеховича к матери и невесте

Книга писем 19-летнего командира взвода, лейтенанта Красной Армии Николая Чеховича, для которого воинский долг, защищать родную страну и одолеть врага — превыше всего. Вместе с тем эти искренние письма, проникнуты заботой и нежностью к близким людям. Каждое письмо воспринимается, как тонкая ниточка любви и надежды, тянущаяся к родному дому, к счастливой мирной жизни. В 1945 году с разрешения мамы и невесты эти трогательные письма с рассуждениями о жизни, смерти, войне и любви были изданы отдельной книжкой.


Архитектор Сталина: документальная повесть

Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».


Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.