Мемуары на руинах - [106]

Чтобы провести электричество, привезли папу. Он протянул провод прямо поперёк бревенчатой стены. укрепив её вырезанными из консервных банок кусочками жести. Брус запестрел цветными пятнами. «Красиво!» – сказал папа.

Размыло глину, скреплявшую кирпичи на трубе. Труба вот-вот могла рухнуть. Посоветовали Марусе недорогих работников. Через день она поняла, что все трое – бомжи, недавно покинувшие зону. Один уже сидел на крыше и собирал трубу заново. Маруся несла на плече двадцатикилограммовый мешок цемента, подаренный дальними соседями.

«Маня! Посмотри-ка, труба куда наклоняется: туда или сюда?» – руками показал строитель.

Взялись за проводку. Разобрали штепсель, заскорузлые пальцы не могли удержать маленький винтик. Сначала один покатился по полу и упал в щель, потом другой. Наконец, закончили, включили: короткое замыкание. Маруся отдала все имеющиеся деньги, взяв с мужичков слово, что никогда больше их не увидит. Зимой, говорят, одного из них нашли на дороге замёрзшим.

Съёмок не было никаких. Отпускные, обычно, заканчивались в конце июля. Однажды разговорились с женщиной в электричке: «О! делайте как я», – сказала она, – «Я вяжу крючком салфетки и еду на рынок в Выборг. Туда приходят автобусы с финнами. Они их покупают охотно и за хорошие деньги».

У Маруси тогда уже было что-то навязано: льняная скатерть, салфетки, – в привычку вошло занимать руки в свободное время. Поехала. Простояла весь день. Действительно, совершенно пьяный финн купил одну салфетку. Остальное разобрали русские товарки по бизнесу.

Вдруг тётя Муза проявила инициативу. Она познакомилась с какой-то тёткой, которая привезла целый контейнер секонд-хэнда. Его надо было распродать. Тётя подключила племянницу. С несколькими мешками Маруся приехала на рынок у метро «Звёздная», арендовала раскладушку, разложила товар…

День был солнечный. Голову нестерпимо пекло.

«Женщина, смотрите, это же для вас платьице!»

«Но здесь же дырочка!»

«Так вы вишенку вышейте!»

«Откуда вы знаете, что я умею вышивать?»

Первый день был таким тяжёлым, что на все заработанные деньги Маруся купила бутылку водки, – чтобы уменьшить дозу полученного солнечного излучения.

Но проработала весь август, денег хватило до первой зарплаты в театре.

А потом, через пятнадцать лет после расставания вернулся Лёша.

Ну, то есть, он и до этого эпизодически появлялся.

Поставил спектакль в фойе Александринки. Позвал. Очень был достойный спектакль. По окончании Лёша сказал: «Можешь ничего не говорить, я всё время смотрел на тебя из-за двери, всё на твоём лице было написано». (Ну, не дословно, но, что-то в этом смысле. Потому что трудно отвыкнуть от привычки понимать друг друга без слов. «Ах», – повторял Лёша, – «с тобой неинтересно!»)

Однажды пришёл совсем несчастный сразу после выписки из психиатрической клиники, куда попал по поводу приступа белой горячки. Рассказывал, как через решётку смотрел на купола Александро-Невского собора и тем утешался.

А тут заявил, что уходит от жены, пытается отсудить жилплощадь, и это – решено.

Маруся тут же предложила ничего не отсуживать, а поселиться вместе с ней на её жилплощади. Потому что, как выяснилось, ничего не изменилось, ничто не поблекло, не утихло, как будто и не было этих пятнадцати лет.

Ах, это давно забытое чувство ревности! (Когда к телефону подошёл приходящий столяр). Ах! Ах! Ах!

Но…

Маруся покритиковала написанные стихи, уверенная в том, что только правдивое мнение ведёт партнёра по пути совершенствования.

Маруся пошла в гости к старому другу, что Лёша не одобрил.

Маруся предложила какой-то план, на что Лёша сказал: «Не наезжай!»

Маруся не готова была взять Лёшу на полное содержание.

ДНЕВНИК

Этот 1994 начался ужасно… подряд, один за другим умерли люди, которых я знала, которые были мне достаточно дороги. Виктор Аристов, едва закончив съёмки последней своей картины, не смонтировав… однокурсник Массарский, Борис Андреевич Самошин… Что же касается меня лично…

Готовилась к встрече Нового года с Лёшей вдвоём тридцатого. Нарезала «оливье», когда он позвонил и сказал, что не приедет. Со мной всегда так: стоит взлететь, как тут же бьют на взлёте. Пока я занималась собой, своей театральной трагедией, он был рядом. Как только я позволила чувству захватить меня полностью, – начались обломы, и, соответственно, страдания. Насмарку декабрьское воздержание – от тоски я снова выпила. Вечером пришли Миша Иванов с сыном, мама их выставила. Чтобы не болтались под ногами во время приготовлений. Мило пообщались, выпили всё шампанское. Заснула и проспала новый год без надежд, без желаний.

1-го вечером сыграли «Бальзаминова», отметили Новый год с Андрюшей и девочками-бутафорами. Выходя из театра поскользнулась, расшибла о ступеньку колено, кажется, серьёзно. Гуляла с Хайсеном у ТЮЗа в час ночи, не думая о времени.

Третьего – опять гости.

Потом – подготовка к экзамену в центре «Семья». Каждый день часа на два забегала на Васильевский, что-то репетировали… Несущественно всё это, потому что непрерывно ждала звонка, и так – до 13 января, или даже дольше, довела себя до исступления полного, при этом всё время возникали поводы для выпивки.